– А много людей знает, что у вас был… есть этот яд?

– Да, наверное, большинство друзей. Но вы зря теряете время. Потому что никто на свете не знает, где я держу его. – Джорджия выглядела на редкость бледной и напряженной. Все, Найджел не мог долее играть роль инквизитора.

– Хочу, чтобы вы мне верили, – сказал он. – Только что мне стало известно, что вы способны застрелить человека, а также что у вас есть яд, которым убили Нотт-Сломана. При всем при этом еще менее, чем прежде, я склонен думать, что это вы убили его или О’Брайана.

Джорджия благодарно улыбнулась ему, но, судя по взгляду, по-прежнему думала о чем-то таком, что не имеет ничего общего с упражнениями детектива-любителя в галантности. Найджел почувствовал укол горечи и разочарования. В расследовании этого преступления он сам отказался от роли детектора лжи, бездумно веря всему, что говорит ему Джорджия; но, увы, от этой веры толку ей, похоже, никакого. Она угадала его мысли и положила ему ладонь на руку.

– Вы даже представить себе не можете, насколько мне важно ваше доброе отношение. Просто есть вещи, в которых я не могу просить вашей помощи. Ладно, что еще вы хотели бы узнать?

– Когда у О’Брайана начался роман с Лючией?

– Насколько я знаю, в начале этого года, после его возвращения в Англию из Каира. Они познакомились у нас дома. В ту пору у них с Эдвардом роман был.

– А почему О’Брайан ею увлекся, как вы думаете? Она ведь наверняка не в его вкусе.

– Ну, Фергюс – мужчина, а уж Лючия-то – точно женщина. Но мне с самого начала казалось, что она для него – просто забава. Никакой любви там с его стороны не было, это точно. Но вообще-то Фергюс странно вел себя с женщинами. Иногда мне казалось, что и я-то ему вроде как безразлична – то есть, я хочу сказать, целиком он не принадлежал никому, какая-то его часть существовала отдельно; оттого возникало ощущение – даже у меня, – что ему немного не хватает человечности. Любовник-демон. Звучит невероятно, но порой он выглядел одержимым. Забирался на такие глубины, куда мне не достать. Древние греки, пожалуй, решили бы, что его преследуют Эвмениды.

– Хорошо, а как возник на горизонте Нотт-Сломан? Уж он-то, на мой взгляд, – последний, кто мог бы заинтересовать О’Брайана.

– Видите ли, Лючия была чем-то вроде соблазнительной приманки в его клубе. Она часто приглашала туда Эдварда, а как-то раз упомянула об этом клубе в разговоре с Фергюсом. Сказала, что командует там Нотт-Сломан. Фергюс ответил, что не прочь кинуть взгляд на один из этих последних прыщей на лице цивилизации. Раз или два прошлым летом они туда заходили. Тем не менее я никак не ожидала увидеть Нотт-Сломана здесь, в этом доме.

– А вы случайно не знаете, откуда у О’Брайана деньги взялись? По его словам, он был богатым человеком.

– Это занятная история. Как-то раз я задала ему тот же вопрос. Он ответил, что деньги ему достались в результате шантажа одного индийского магараджи. Думаю, это одна из его обычных фантазий, выросшая, впрочем, из реального факта. После войны он оказался в Индии и, скорее всего, оказал услугу какой-то большой местной шишке. Золота у таких деятелей полно, и ему ничего не стоило одарить Фергюса двумя-тремя сундуками. Ну, а Фергюс с деньгами обращался аккуратно – настолько же аккуратно, насколько безрассудно с собственной жизнью. Странная особенность.

– И самое последнее. Как вы думаете, ваш брат знал, что О’Брайан собирается дать Лючии отставку? – Поймав взгляд Джорджии, Найджел осекся: – Ладно, забудьте, вопрос снимается.

– Как насчет того, чтобы вернуться в дом? – тихо, слегка дрожащим голосом предложила Джорджия. – Я… у меня совершенно промокли ноги.

– Да, дорогая, конечно. – Найджел взял ее под руку. – Знаете, а мне кажется, вовсе вы не кремень.

Джорджия закусила дрожащую губу. Попыталась что-то выговорить, а затем, рыдающая, оказалась в объятьях Найджела, а он услышал собственный шепот, растворяющийся в ее вымокших на дожде волосах:

– Ну вот, теперь я вообще перестал что-нибудь понимать в этом деле.

Впрочем, не совсем так, – поправил себя Найджел несколько позже, оценивая последние события в более-менее спокойной обстановке своей спальни. Дело не в том, что я перестал понимать происходящее, просто надо посмотреть на него под иным углом зрения. Я поставил себя в положение лица, как говорится, заинтересованного. Не то чтобы нервный срыв Джорджии был для нее таким уж значительным в ее состоянии, беда в том, что он для меня стал слишком значительным. О, бедная моя тетушка! И что же это я за детектив такой, если влюбляюсь в свою же главную подозреваемую? Или это не так и ни в кого я не влюбился? Вопрос по-человечески очень интересный, но все, оставим аналитику до лучших времен. А сейчас главное – не дать Джорджии попасть в когти Блаунта. А впрочем, странно, раньше я не отдавал себе в том отчета, но, похоже, Блаунт не особенно-то меня заботит. Только вопрос не в одной лишь Джорджии. Есть еще ее инфернальный братец. Она не выдержит, если с ним что-то случится. А ведь ясно одно: она до смерти боится, что все эти убийства – его рук дело. Она с самого начала только об этом и думает. Взгляд, брошенный ею на брата в садовом домике в то утро; стук, который якобы донесся до нее со второго этажа вчера вечером, когда Эдвард, по его словам, был в маленькой столовой, – это обеспечивает ему алиби в отношении Нотт-Сломана; мгновенное признание в том, что она рассчитывает получить нечто по завещанию О’Брайана, – это отводит подозрения от брата в ее сторону. Ей что, действительно что-то известно? Или это всего лишь подозрения?

Ну да ладно, все это представляет академический интерес. Оправдать ее братца предстоит мне самому. Но тогда остается одна Лючия. Нельзя же пытаться повесить все на нее по одной лишь причине, что я хочу вывести из-под удара Джорджию. Конечно, против Лючии много что свидетельствует. И все же нет никакого желания принимать участие в некоем общем sauve-qui-peut[57]. Если подумать, было бы не вполне точно утверждать, будто лицо у Джорджии как у обезьянки, а если уж на то пошло, то обезьянка на редкость симпатична. А впрочем, нет никаких обезьянок, к черту их всех. Нет у них таких задорно скошенных носиков, нет и глаз таких… – в эту секунду любительские упражнения Найджела в беллетристике были оборваны появлением инспектора Блаунта. Глаза его, прикрытые очками в роговой оправе, живо поблескивали, и даже от лысины исходило, кажется, некое радужное сияние – чисто ищейка, несправедливо подумал Найджел.

– Я видел, как вы прогуливались с мисс Кавендиш, – сказал Блаунт. – Что-нибудь удалось выудить?

– Ничего имеющего отношения к делу, – холодно ответил Найджел. – Мы в основном про О’Брайана разговаривали.

Блаунт пристально и, на взгляд Найджела, с откровенным недружелюбием посмотрел на него поверх оправы.

– Я еще раз заходил к миссис Грант. Она божится, что в день покушения Беллами до половины третьего находился на своем месте. Это исключает мистера Старлинга из круга подозреваемых.