На следующее утро, в семь тридцать девять, Найджел сошел с поезда в Эннискорти. Перед станционным павильончиком притулились два древних «Форда», возле них терлись двое молодцев в рваной одежде. Смотрелись они диковато. Смешно, но Найджел почувствовал себя чужеземцем. Он подошел к водителю той машины, которая показалась ему поновее, и осведомился, не подвезут ли его.

– А куда вам надо-то, мистер?

– В Мейнарт-Хаус. Кажется, это в районе Блэкстерских гор. Не знаю, правда, сохранились ли там жилища.

– Это ж какая даль! Почему бы вам не предпочесть Уксусный Холм? – Молодец в рванине мотнул головой в сторону возвышающегося над городком холмика. Его венчала – как показалось Найджелу, никогда не видевшему ранее круглых башен, – что-то похожее на большой цветочный горшок вверх дном. – Вид оттуда – потрясный, вы уж мне поверьте. Отвезу за полкроны. – Автопредприниматель расплылся в щедрой улыбке. И такая она у него была располагающая, что Найджел едва не поддался ее гипнотической силе. Он откашлялся и со всей возможной твердостью произнес:

– Да нет, боюсь, мне все же надо в Мейнарт. У меня там важное дело.

Парень недоверчиво посмотрел на него.

– Ладно, – кивнул он, – могу и туда, если так надо. А сколько заплатите? Пять фунтов не слишком много для вас будет?

Второй водитель, до того с интересом прислушивавшийся к их диалогу, вмешался и хрипло проговорил:

– Не поезжайте с Фланаганом, мистер. С ним вы туда вовек не доедете. Давайте я довезу вас за четыре пятнадцать. – Он одарил Найджела не менее обворожительной улыбкой.

– Не вмешивайся, Вилли Ноукс, иначе огребешь у меня. Не слушайте его, мистер. Он известный шкурник. Сойдемся на четырех десяти.

Опасаясь кровопролития, Найджел поспешил согласиться и спросил у водителя, нельзя ли перед отъездом где-нибудь позавтракать. Тот сплюнул и повернулся к поверженному конкуренту.

– Нет, Вилли, ты слышишь? Этот господин спрашивает про завтрак. Да ведь сейчас только половина восьмого, видит бог, все еще спят!

– Может, у Кейси попытаете счастья?

– Да он с меня шкуру сдерет, а зачем это мне?

Найджел, однако, настаивал, что ему надо хоть что-то поесть. Фланаган как будто задумался и вдруг заверещал что было сил:

– Джимми! Джимми Нолан! А ну-ка, живо сюда!

В дверях вокзала, зевая, появился толстяк с багровым лицом. На нем была фуражка станционного смотрителя – единственный признак занимаемого им официального положения.

– Топай сюда, узнаешь, что нужно этому господину, – с той же силой протрубил Фланаган. – Он сюда аж из самой Англии, и крошки во рту не было, от голода помирает. Угости его чем-нибудь, а то загнется у нас на глазах.

– Так вам позавтракать? – с тяжелой одышкой, дружелюбно спросил станционный смотритель. – Пойдемте со мной, сэр. Вы когда-нибудь содовый хлеб пробовали? Держу пари, в Англии у вас такого нет. – И он повел за собой Найджела, слишком ошарашенного нестандартностью происходящего, чтобы возразить хоть слово. В дверях толстяк остановился и крикнул водителю – разговор на высоких октавах, казалось, был в здешних краях утвержден в качестве нормы: – Ждите, через полчаса едем!

– Не торопитесь, мистер, не торопитесь, – прокричал Фланаган. – Кушайте сколько душе угодно. – С этим напутствием он прилег на заднее сиденье своего авто, перекинул ноги через переднее и предался дреме.

Спустя час с лишним Найджел, пошатываясь, вышел к машине. За это время его так накачали едой и расспросами про «большой город», что и голову, и желудок у него распирало. Он загрузился в автомобиль, и они покатили по редкостно крутым улочкам, на которых «Форд» трясся и вздрагивал, как больной с высокой температурой. Из дверей домов выглядывало, выкрикивая слова напутствия, местное население – мужчины и женщины. В канавах играли ребятишки, очаровательнее, грязнее и здоровее которых Найджелу в жизни видеть не приходилось. Вскоре они выехали на волнообразную равнинную местность, сплошь покрытую плодородными, ослепительно-зелеными полями. Вдали голубели горы. Найджелу не терпелось оказаться на месте, он задыхался, его даже слегка подташнивало, так, словно ему предстояло свидание с возлюбленной. Каждые три мили «Форд» внезапно останавливался. Фланаган выходил из машины, чесал в затылке, открывал капот и внимательно изучал его внутренности. Всякий раз двигатель вновь оживал. Все это несколько напоминало жизнь Римско-католической церкви: торжествующее сочетание обряда и веры.

К половине одиннадцатого они добрались до деревни Мейнарт. По дороге Фланаган, не прилагая к тому особых усилий, выведал у Найджела суть приведшего того сюда дела. Мужчины и покрепче Найджела оказывались бессильны противостоять бесцеремонному напору, грубоватому обаянию и той немного зловещей атмосфере потенциальной угрозы, в какой ощущаешь себя, попадая в общество людей вроде этого Фланагана. Тот быстро сориентировался в ситуации и обрушил на Найджела кучу предложений, сопровождая их заговорщицкими телодвижениями. По приезде в Мейнарт он немедленно устремился к свежеоштукатуренному дому, в окнах которого были выставлены глиняные трубки, банки с жутковатого вида сладостями и цветные картинки. Фланаган не провел там и двух минут, но когда вновь вышел на улицу, в ту же секунду сделался центром внимания – словно ниоткуда, материализовавшись из разреженного воздуха, вокруг него собралась толпа. Последовало недолгое собрание, в ходе которого Найджел узнал, что (а) Мейнарт-Хаус был сожжен во время Волнений, (б) господин, которого Фланаган привез сюда, это приличный тихий человек, чье пальто стоит целое состояние, (в) Патрик Криви увидел вчера, как одна из его коров споткнулась о забор, из чего следует, что в деревне вскоре должен появиться незнакомец, (д) этот приезжий, то есть Найджел Стрейнджуэйс собственной персоной, – адвокат из большого города, который приехал сюда, чтобы узнать, остался ли кто жив из Фиеров, потому что их дядя только что скончался в Америке и оставил миллионное состояние – это был личный вклад Фланагана в мероприятие, ибо, как он объяснил Найджелу, худо ему придется, коли земляки узнают, что он связался с полицией, и (е) если он, Найджел, интересуется Фиерами, ему следует обратиться к вдове О’Брайан.

Далее собрание переместилось в еще одну свежевыкрашенную избушку на краю деревни. Народ возвысил голос и не смолкал до тех пор, пока вдова не услышала, что этому господину от нее нужно, и что он, с божьей помощью, проделал далекий путь из Америки, и что карманы у него набиты золотом. На этом Фланаган повелительным жестом остановил стихийное вече и разогнал его, как стаю гусей. Затем ухватил Найджела за локоть и прошипел ему в самое ухо, с выражением, которое сделало бы честь участнику античной трагедии: «Не вздумайте никому говорить, что вы из полиции, иначе эта старая дама зарубит вас прямо на месте».

Однако же вдова О’Брайан не выказала и тени агрессии. Это была маленькая толстушка с выцветшими голубыми глазами и изборожденным морщинами, как скорлупа грецкого ореха, лицом. На голове у нее был красный платок. Она низко поклонилась Найджелу и сделала шаг в сторону, приглашая его войти в хижину. Тут стоял густой запах торфяного дыма, упорно не желающего улетучиваться сквозь дыру в крыше, служащую дымоходом. Откашливаясь и моргая – глаза не сразу привыкли к царящему здесь полумраку, – Найджел присел на колченогий стул. На колени ему немедленно попыталась взлететь курица, из загона, обнесенного невысокой оградой, недовольно поглядывал козел. Вдова О’Брайан с чем-то возилась в сторонке. Чуть спустя появился чайник и две чашки.