в подставленную ладонь Ковбоя. Ладонь, на которой уже не осталось кожи, а плоть тлела так, что от одного взгляда на нее накатывала тошнота.

Бросив прощальный взгляд на Ковбоя, на фамильяра, который оказался одним из самых лучших людей, которых она только знала, Кристина бросилась обратно. Однако выбраться из огненной ловушки не удалось: сколько она ни бежала, пламя все не кончалось.

Боль стала настолько нестерпимой, что будто перешла на другой уровень, Кристина ощущала ее, но словно воспарила над ней. Так же, как это сделала когда-то, сгорая на костре, Христиана. Кристина шла через огонь, чувствуя, как горят ее волосы, как языки пламени сжирают кожу, прижимала к себе Кирюшу, стараясь, как могла, защитить его от огня. Ей была знакома эта дорога. Точно так же она уже однажды уносила Апи, уверенная, что, скорее всего, они умрут, и шла, шаг за шагом, шаг за шагом, ни на что не надеясь и сосредоточившись только на одном: на том, чтобы сделать следующий шаг.

Только там, с Апи, на холодной ночной дороге их поджидал Те. Здесь же ее не ждал никто.

Перед глазами все плыло, ноги подкашивались, но пока они шли, Кристина их переставляла, отвоевывая у судьбы жизнь Кирюши, – по одному шагу за раз.

В ослепительном сиянии огня появился невысокий силуэт, схватил Кристину за обгорелые остатки костюма и потянул за собой. Даже в ослепительном сиянии огня Кристина увидела сильно оттопыренные уши и поняла: это Апи. Апи пришел за ней!

А затем отступившая боль снова обрушилась на Кристину, и на этот раз организм не справился с шоком. Кристина упала, продолжая прижимать к себе брата, и последнее, что она увидела, – это Апи, накрывающего своим телом тело Кирюши, и собственные кости, проглядывавшие сквозь обгорелую плоть рук.

«С такими ожогами не выживают», – подумала Кристина, и ее поглотила тьма.

* * *

Цирк исчез в одно мгновение: только что стоял полосатый красно-белый шатер, и арену освещали прожекторы, и вот все разом пропало, и последние циркачи оказались посреди пустого поля, а поодаль стояли их автокараваны. Более наглядного свидетельства того, что теперь они наконец-то свободны, невозможно было и представить.

Фьор утихомирил огонь. На месте пожарища не осталось и следа Ковбоя. Незаметно ретировались куда-то все хостильеры. Тело Крис обгорело до неузнаваемости, а вот мальчишка, которого она продолжала прижимать к себе, каким-то чудом оказался цел. Ему помогли подняться и увели в сторонку, а потом растерянно собрались вокруг застывшего, почерневшего, словно головешка, тела Кристины. Риона рыдала, уткнувшись в плечо Вита, Дэнни шумно дышал, Фьор стискивал кулаки до дрожи в руках, а на скулах смертельно бледного Арлисса играли желваки.

Вовсе не так циркачи представляли себе обретение долгожданной свободы.

– Пропустите, – нарушил мрачную тишину чей-то голос. – Пропустите!

Сквозь толпу циркачей пробилась фамильяр Крис. Не глядя ни на кого, она присела возле тела и несколько мгновений смотрела на него. Потом подняла глаза и обвела взглядом лица циркачей – лица, на которых отражался весь спектр чувств, от печали и неверия до гнева и боли потери.

– А я думала, я поняла, что такое по-настоящему жить, – усмехнулась фамильяр, снова повернулась к телу Крис и неожиданно нежно провела ладонью по обгорелому лицу. – Я – это ты, – шепнула она.

– Какого черта? – раздался возмущенный возглас Кабара, и метатель ножей хотел оттащить фамильяра от тела Крис, но его перехватил Фьор.

– Не мешай, – твердо сказал он.

– Я – это ты, – продолжила фамильяр. – А ты – это я…

Внутри нее загорелся огонек, стремительно разросся, и через несколько мгновений фамильяра и тело Крис залило такое ослепительное сияние, что все зажмурились и непроизвольно отступили назад.

А когда зрение к ним вернулось, циркачи увидели, что обгоревшее тело исчезло, а на месте пожарища осталась только фамильяр Крис, и сейчас она недоуменно рассматривала свои руки – так, словно видела их впервые.

– Кристина? – раздался детский голос, и к девушке подбежал тот, кто еще недавно был Первым фамильяром.

Мальчик смотрел на Крис пристально, настороженно и с опаской. Та подняла голову, увидела его и просияла:

– Кирюша!

Однако мальчишка не торопился к ней бежать. Он подошел поближе, все такой же настороженный, и недоверчиво переспросил:

– Кристина? Это ты?

А Крис не могла ответить, она кивала, улыбалась и беззвучно плакала.

Мальчик пристально всматривался в ее глаза, словно старался разглядеть что-то такое, что было видно только ему, а затем всхлипнул и бросился Крис на шею.

– Кристина! – выдохнул он.

– Кирюша… – шептала она сквозь слезы и обнимала брата. – Кирюша…

Глава 25

Это было самое странное, самое неловкое и самое скомканное прощание на свете. Так, должно быть, бывает с людьми, приходящими с войны: ты слишком долго сражался, ты выжил, но сейчас тебе страшно возвращаться в прежнюю мирную жизнь, потому что ты просто забыл, как ее жить.

Кто-то из циркачей вспомнил о давно позабытых телефонах, зарядил их и вовсю обменивался контактной информацией, кто-то уже планировал встречи, а кто-то молча брал одну из машин цирковых автокараванов и стремительно уезжал, не сказав никому ни слова. И Кристина не могла их за это винить.

А кто-то уезжал не один.

После моря слез, слов, обмена номерами телефонов и обещаний непременно приезжать друг к другу в гости вместе уехали Риона с Витом. Кристина была за них бесконечно рада.

Не сказав ни слова остальным, вдвоем в одну машину сели Кабар с поникшей и потерявшей свою ауру опасности Рондой. Впрочем, сначала метатель ножей выбросил подальше хлыст Дрессировщика, теперь уже никому не нужный, ведь вместе с цирками пропали и гончие. Уже садясь в машину, он на мгновение задержался и помахал Кристине рукой. А она кивнула Кабару в ответ, вложив в этот простой жест все свои чувства, всю благодарность и уважение; он их более чем заслужил.

Выкурив на прощание трубку, ушел Те – пешком, а не на машине, хотя Кристина уговаривала его взять один из автомобилей.

– Куда ты сейчас? – озабоченно спросила она.

Родной дом Те находился на другой стороне планеты – как он будет туда добираться?

– Туда, куда суждено, – в своей обычной манере ответил он. – Я выполнил свое предназначение здесь, но я уверен, у судьбы на меня еще есть планы.

Постаралась тихонько ускользнуть Графиня, но ей не позволили; циркачи уговаривали ее ехать вместе с ними, вписывали свои имена ей в телефон и не хотели отпускать. Улучив минуту,