– Конечно, работает.

В общем, доставил нас шофёр в Ухту. Мы телеграммы отбили – я в редакцию, фотограф – жене. Я ещё очень обрадовался в этом месте, что одинок, как ясный сокол, будь у меня жена, да ещё такая любимая, как у фотографа, умом бы тронулся. Он, видимо, и тронулся. Потому что толкнул мне очень длинную, внятную, совершенно нехарактерную для него речь:

– Ты, Васильев, как хочешь, а я на товарняк сяду. Как-то договорюсь. И они скоро ходить перестанут. Когда отсюда последний продукт вывезут на большую землю.

– Весь не вывезут. У них же ещё урановая руда. Что-то придумают…

Он мне только рукой помахал, обернувшись на секунду. На вокзал потопал. Там от почты недалеко. Я догнал. Обнял как-то косоруко. Не принято было в редакции обниматься, всё больше коммуникативные навыки были в ходу. Но тут я себя таким на всю голову пронзительно русским почувствовал, что обнял. Он мне свою драгоценную камеру отдал. «Продашь, если что!» Кому я её тут продам? Но у него такое лицо было, что я сразу понял – не взять нельзя. И хорошо, кстати, сделал, что обнял. Потому что с тех пор я фотографа не видел.

Ответная телеграмма пришла спустя три дня.

Журнал закрыт тчк выбирайся как можешь тчк удачи воскл

У меня сперва такой «воскл» случился, что шофёр меня сутки самогоном отпаивал.

Ещё через неделю и телеграфу с почтой полное «тчк» пришло.

Совершенно непонятно, почему. Запасов топлива для перевозок чего бы то ни было, в том числе писем, должно было хватить ещё надолго. Но, видимо, монополия государства решила распорядиться ими как-то по-своему – по от народа секретному. Опять же разобщённость на руку, чтобы не запугивали друг друга. Другого объяснения почтовому и тем более телеграфическому геймоверу я не нахожу. В общем, что бы я ни выдумывал, правды всё равно не узнать.

Пометался было между Ярегой и Ухтой, пытаясь вырваться, но такие давки и толпы были в товарняки, что милиция снимала. После чуть ли не расстрел на месте без суда и следствия объявили за попытку проникновения в составы стратегического назначения. Потом мне и вовсе сказали: мол, простите, господин Васильев, мы не можем на ваши творческие метания бензин тратить. Хотите – пешком идите, а хотите – попутным гужевым транспортом добирайтесь. Но люди мы добрые, гнать не будем. У нас хорошим гостям рады. На случай, если не вырветесь и решите остаться, не оставим в беде. Хотите – на урановый рудник устраивайтесь, а не хотите – учителем в школу, если русский язык знаете. Наша Марья Ивановна в старческом маразме, а на пенсию не отправляем – некому больше. Деньгами платить не будем, да и на что вы те деньги потратите – обменяете? Но без лосятины и морошки не останетесь. Да и жить есть где. Этот домик, что покомфортнее, конечно, придётся освободить, но вот вам на окраине с видом на реку пятистенок преотличнейший, колодец во дворе, домик отдохновения от забот желудочно-кишечных там же.

Из двух зол выбирают более знакомое, ну я в школу и пошёл. Хорошая работа, между прочим. С детьми я контакт быстро наладил, сам не пойму, как. Я детей всегда пуще заразы неизлечимой боялся. Даже не женился поэтому. Женишься, а потом давай размножайся! Работа учительская непыльная. По вечерам писать начал. Решил сразу за роман сесть, раз избушка заветная сбылась. Оказалось, не поднять. Пишу, удаляю. Пишу, удаляю. Герои какие-то картонные, диалоги ватные, всё неживое. А между тем я с натуры писал – журнально-офисный быт вспоминал. В один прекрасный вечер пришёл домой, Бобика покормил – прибился, не выгонять же? Тем более я всю жизнь собаку хотел, а куда мне её было, городскому одинокому, часто командируемому мужчине, заводить? Покормил, погладил, да и настрочил рассказ об этом самом Бобике. В меру трогательный, не без шукшинки, достаточно философский, не без вечности. Хороший такой крепкий джек-лондонский рассказ. И написал-то часов за пять. Перечитал раз-другой – даже придраться не к чему. Я как заново родился, ей-богу! Всю ночь заснуть не мог, всё думал, как же мне повезло с этим билетом в один конец к самому себе.

Ещё через полгода электричество вырубили. Ноутбук сдох со всеми моими рассказами внутри. Я выпросил пачку бумаги всё у того же головы и ручек с карандашами, где мог, настрелял.

И вот что удивительно – в поселке этом никакой паники не было, никакого мародёрства. Удивительно суровый и справедливый народ эти коренные местные и потомки ЗК.

На бумаге я начал убористо строчить их жизнеописания, всякие заметки, а когда пачка закончилась, они мне ещё бумаги добыли разнокалиберной (и тетрадной, и газетной, где чуть исписано, но ещё годится, ох, сколько же такой прежде даром извёл) и чернил сделали.

К тому же я окреп, наловчился колоть дрова и вообще многому научился. И решил я пойти. Ногами по земле. Раз уж вспомнил, как писать руками, то ногами тоже не должен был совсем разучиться ходить. Определённой цели «добраться до Москвы» у меня нет. Я хочу узнать, что в мире творится. Не потому, что меня тревожит сам факт информационной блокады, а потому, что самое интересное на этой планете всё-таки люди, а не нефть, и если они здесь, в посёлке, не закончились, хорошие и разные люди, то и в других местах тоже.

А нефть… Что нефть? Я почему-то уверен, что не она – эликсир бессмертия человеческого. Всё, что человеку нужно для бессмертия, – это он сам. Так что не стоит тратить время и силы на поиск меня. Вы себя найдите. Учитесь жить. И живите ещё! Чем красить макароны и смазывать шестерёнки, придумают. Наверняка уже придумали. Не может быть, чтобы не было такого самородка, который не обрёл себя именно в этом. Сидит себе где-то в Верхней Кукуевке или Дальней Аризоновке эдакий чародей, крутит-вертит себе вечный аппарат, превращающий воду в вино или поросячий визг в электрическую энергию, и знать не знает про демонстрации антиглобалистов. Ему-то что до этого? Если узнает, то рассмеётся, пожалуй, и скажет:

– Ну как дети малые! Из-за всякой ерунды ревут почём зря. Ну, закончилась нефть, бывает. Это моя ошибка, недоглядел. В том смысле, что, когда создал Землю, не заметил её склонности к простудным заболеваниям. Нефть она была всего лишь, простите, продуктом планетарного насморка. Теперь всем рекомендован резко здоровый образ жизни.

Вот такая вот история. Вернее – её Начало. А конца у этой истории нет. И никогда не будет.

Ну, я пошёл. За меня не беспокойтесь. Меня тут многому обучили – и зверя-птицу стрелять, и рыбу ловить, и в лесу заснеженном ночь грамотно без последствий провести, и с людьми по-человечески общаться, а не коммуницировать через средства массовой информации и любить по электронной почте. Не пропаду.

До свидания.

Юрий Васильев.

P.S. Если пропаду, помяните добрым словом. Кому записки мои попадутся. Я их в школьной библиотеке оставил, на полке с буквой «Я». Рядом с фикусом.

P.P.S. В любом случае помяните. Мы ж люди – тем и живы!

Мне давно хотелось написать юмористический рассказ. Не сатирический. Не саркастический. Пиров во время чумы и так хватает. Светлый, добрый и весёлый рассказ. Бессмысленный. Размышлений о смысле кругом предостаточно. Ни к чему не призывающий и ничего не символизирующий. Просто забавный случай из жизни. Интересный.