этом нет никакой выгоды и мы к тому же заняты «ДобУК»?! Нет уж! Не такие мы идиоты!

Кто-то крикнул: «Верно!» Еще кто-то: «Мы сюда не за тем нанимались! Служить и Защищать? Пфф!»

И вдруг во всеобщем ропоте раздался тихий голос: «Постойте-ка… Монстр?»

Все тут же затихли и выжидающе уставились на сержанта. Гоббин наделил нескольких подчиненных, из тех, что стояли ближе всего, испепеляющим взглядом, а затем опустил глаза в письмо и сказал:

– Дилби (да, вы не ослышались: наш простофиля Дилби) пишет, что в ходе своего расследования (и кто, позвольте спросить, позволил ему вести какие-то расследования?!) наткнулся на… гм… неких заговорщиков, которые… гм… пробудили некоего жуткого… гм… монстра возле канала. На улице Флоретт, если точнее. Это еще не все. Заговорщики, с его слов, помимо прочего, также проникли в ряды полиции, и Шнаппер с поста на Пыльной площади состоит в их числе. Также Дилби сообщает, что вел расследование совместно с… гм… – казалось, сержант вот-вот перемелет собственную челюсть, учитывая, как он заскрежетал зубами, – с доктором Доу из переулка Трокар. Дилби особо подчеркивает, что угроза категории… – Гоббин сверился с письмом, – «ГПА», что бы это ни значило…

– Я знаю, сэр! – воцарившуюся тишину прорезало шамканье седоусого старика Лоусона. – Это значит: «Город под атакой»! Худшая категория… еще из тех времен, когда защитить Тремпл-Толл можно было лишь с помощью всего личного состава полиции.

– Спасибо за историческую справку, старичье, – проворчал Гоббин. – Я могу поверить, что ты знаешь об этой категории, но откуда Дилби ее знает, будь он трижды неладен! Ну да ладно…

Тут взял слово один из констеблей в толпе; сержант так и не понял, кто – то ли Теккери, то ли Боунз:

– И что нам делать, сэр?!

– Да, вы же не прикажете нам выдвигаться к каналу? – добавил еще один голос, но уже от дверей, и снова Гоббин не понял, кто говорил: то ли Боунз, то ли Теккери. У них были очень похожие голоса: хриплые и шелестящие, словно листья на ветру.

Сержант потер подбородок. С одной стороны, у него приказ: код на перфокарте соответствовал строке в книге «Служить и Защищать», а та не оставляла вариантов. И все же…

Почему он должен отправлять своих людей к каналу? Быть может, неделю назад он бы и не раздумывал (все же треклятая пресса потом перемоет им все кости за бездействие), но сейчас… во время «ДобУК»… Риск крайне велик. Хуже всего было то, что замешан этот треклятый доктор Доу, любитель сунуть нос в дела полиции и хитрый до невозможности. Мало того, что он – и сержант это хорошо знал – вертится в шушерных кругах, так еще и озаботился тем, чтобы вовремя заручиться протекцией влиятельных людей: банкирша Ригсберг, господин комиссар, брандмейстер Пожарного ведомства Кнуггер – не хватало только начальника Паровозного ведомства, главврача Больницы Странных Болезней и господина судьи Сомма до полной коллекции. Этот докторишка или его щенок-племянник постоянно вылезали то тут, то там, мешая работе полиции. Меньше всего Гоббин хотел отправлять своих людей в помощь Доу.

– Сэр! – вновь заговорил Теккери (теперь уж точно Теккери). – Не нужно никого никуда отправлять.

– И верно! – добавил Боунз – это он стоял у дверей. – У нас и так дел по горло!

Кто-то из молодых констеблей неуверенно вставил:

– Но ведь это приказ самого господина комиссара…

На что более опытные коллеги затолкали его вглубь столпотворения, чтобы не отсвечивал, и обстоятельно пояснили:

– Железный комиссар не покидает своего кабинета. Всем здесь заправляет старший сержант Гоббин. Пора бы давно уяснить это.

Боунз облокотился спиной на дверь и сказал:

– Сэр, думаю, я выскажу общее мнение: все это дурно пахнет. Начать с того, что мы не знаем, что из этого вообще правда. Дилби – это архивная крыса, еще и крайне трусливая к тому же. Он расследовал дело о заговоре? Да у него приступ приключится, лишь увидь он заговорщика. Я уж не говорю о монстре.

– Верно! – поддакнул Теккери. – К тому же что-то слабо верится в каких-то монстров! Подумайте, сэр: монстр в Тремпл-Толл? Крайне сомнительно.

Констебли зашумели, соглашаясь. Сержант хмуро следил за реакцией подчиненных: все так – Дилби и его дело не просто дурно пахли, а воняли, как гора дохлых хорьков, высотой с трехэтажный дом. Воняли трехэтажным враньем… Кем бы он, старший сержант Гоббин, был, если бы бездумно отправил всех своих людей к каналу? Нет уж, не на того напали…

– Сэр, – прокряхтел старик Лоусон, – один из наших просит помощи. Тем более – это категория «ГПА»! Неужто мы не откликнемся?

Сержант Гоббин наделил престарелого констебля злобным взглядом.

– Вот кого забыл спросить, так это тебя, Лоусон. Тебе еще не пора на свою свалку, или где ты там кости складируешь? Того и гляди в труху развалишься – потом еще подметать в участке!

Лотар Лоусон и правда был очень стар. Ему было то ли сто лет, то ли все двести, лицо его походило на жеванный мякиш, губы почти исчезли, а крючковатый нос сохранил следы чьих-то зубов. Поговаривали даже, что его укусила мадам Кроукло, легендарная помощница не менее легендарного злодея Горемычника. Сержант Гоббин старика крайне не любил, а россказни о «былых славных деньках», когда полиция гонялась за Горемычником, Филином, Замыкателем и прочими, вызывали у него лишь зубовный скрежет.

Помимо прочего, Лоусон был ехидным, саркастичным и постоянно подтрунивал над сержантом. Будь воля Гоббина, он давно бы избавился от старика, но тот находился под защитой самого господина комиссара. Старший сержант ничего не мог поделать с Лоусоном, который то и дело находил способ вставить шпильку-другую, чем определенно расшатывал его авторитет в Доме-с-синей-крышей, словно гнилой зуб. Однажды Гоббин даже заплатил некоему шушернику, чтобы Лоусона прирезали по пути в его конуру, но наутро упомянутый шушерник был найден задушенным в угольном ящике возле дома самого сержанта. Как старик это провернул, Гоббин не мог ни объяснить, ни даже просто представить, но с тех пор уяснил, что лучше эту рухлядь оставить в покое – сержанту не оставалось ничего иного, кроме как терпеть старика, словно раздражающую, чешущуюся сыпь.

И все же сейчас у него для Лоусона был ответ. Слова этого типа лишь упрочили его в решении ничего не предпринимать и просто сделать вид, будто письмо от Дилби не приходило. Об этом он как раз