И оба с нескрываемым любопытством посмотрели на Мака. Тот произнес:

– Я не скажу ни да, ни нет – таков мой ответ.

Третий, простой солдат, заявил:

– По тому, как стойко он держится и как мало говорит, сразу видать, что он из военных. Я думаю, его прислал Филипп Швабский,[23]суровый воин, скупой на слова, но уже не раз показавший себя на поле битвы. Правда, многие из его дел не слишком угодны Господу… Так вот, похоже, что Филиппа заинтересовал Константинопольский трон. И этот молодой господин явился сюда от его имени для участия в переговорах о выборе правителя Константинополя после того, как капризный и упрямый Алексей Третий[24]будет низведен до положения жалкого нищего, просящего милостыню на площадях того самого города, над которым он когда-то столь самонадеянно хотел властвовать.

Мак упорно молчал, не принимая никакого участия в политических спорах. Споры о том, кому же все-таки он служит, еще долго не утихали, ибо все были уверены в том, что он служит кому-то, но каждый высказывал на сей счет свою собственную точку зрения. Когда Мак собрался уходить, трактирщик не взял с него платы, кланяясь и уверяя, что посещение трактира столь знатным господином само по себе великая милость; заручившись обещанием Мака не забыть хозяина и его трактир в тот день, когда командование решит ограничить продажу вина в лагере, хозяин направился к остальным посетителям. Тут же к Маку подошел какой-то низенький, полный юноша, одетый в добротный серый костюм, – по внешнему виду его можно было принять за писца. Представившись Василем из Гента, он учтиво предложил свою помощь в поисках подходящего жилья.

Василь привел Мака к высокому, просторному желтому шатру. У входа развевались разноцветные флажки – это был Квартирмейстерский корпус. Возле палатки толпились какие-то люди; Василь заставил их расступиться, громко воскликнув:

– Дорогу Иоганну Фаусту, прибывшему из земель франков! Дорогу Иоганну Фаусту, до сих пор еще не объявившему о своих политических взглядах и не примкнувшему ни к одной из фракций.

Квартирмейстер, казалось, был слегка удивлен, но, не задав Маку ни одного вопроса, молча указал на островерхий шатер, поставленный неподалеку от его собственного – ведь сам он тоже был далек от политики и не принадлежал ни к какой из образовавшихся в войске группировок. Василь, который по собственной воле стал служить важной и таинственной особе, не раскрывшей пока никому секрета своей миссии, тотчас же отправился лично приглядеть за тем, чтобы к приходу господина все было готово. Переступив порог своего нового жилища, Мак увидел, что для него уже накрыт великолепный стол – холодная дичь, вино и полкаравая мягкого пшеничного хлеба. Изысканные блюда возбуждали аппетит, а кусочек жареной оленины, съеденный в трактире, конечно, не мог заменить плотного завтрака; поэтому Мак тотчас же сел к столу и начал есть, рассеянно слушая болтовню Василя.

– Всем известно, – говорил Василь, – что Энрико Дандоло, венецианский дож, превратил в коммерческое предприятие то, что поначалу являлось исключительным делом религии[25]. Об этом судят по-разному – все зависит от того, как вы относитесь к религии и к коммерции и что считаете более важным, – тут он кинул на Мака острый взгляд, пытаясь выяснить, на чьей стороне находятся его симпатии, но Мак только отложил на блюдо ножку птицы, чтобы взять еще один кусок хлеба.

– Папа римский, Иннокентий Третий, – продолжал Василь, – непогрешимый христианский пастырь, преследует одну великую цель – освободить Иерусалим от сарацинов, отвоевать Гроб Господень у неверных. Но не скрывается ли за этим что-то еще? Может быть, он думает использовать Крестовый поход для того, чтобы в конце концов подчинить Греческую Церковь владычеству Рима?

– Интересная мысль, – сказал Мак. Управившись с дичью, он принялся за засахаренные фрукты.

– Нельзя также не принимать в расчет Алексея IV, как его иногда называют. Хоть у него и нет своих земель, все-таки он сын низложенного Исаака II Ангела[26]. Говорят, он обещал отдать Константинополь под власть Рима, если взойдет на трон. Он очень благочестив и набожен – по крайней мере, внешне. Однако правда и то, что основную помощь он получает от Филиппа Швабского, которого никак нельзя назвать верным союзником папского престола. Филипп – горячая голова и гордое сердце; его амбиции столь же велики, сколь малы его владения.

– Я понимаю, – сказал Мак, хотя на самом деле он мало что смог уяснить из столь длинной, полной недомолвок речи.

– И, наконец, мы добрались до Вийярдуэна, возглавляющего эту кампанию. Он умеет внушать к себе страх и почтение одновременно. Он уважительно относится к религии, хотя сам, конечно, не святой и не отличается набожностью. Он, конечно, верный и надежный человек, однако его нельзя назвать дальновидным и тонким политиком. Вийярдуэн полностью равнодушен к коммерции, а его политические взгляды, пожалуй, несколько узки. Его волнует только лязг мечей да бранный клич. Спрашивается, такой ли командующий нам нужен?