– Я вернусь в колледж, пойду собирать чемоданы, – сказал Азнавур и убежал, бросив его на мосту Риальто.

До Рождества оставались считаные дни, и многие студенты готовились к отъезду домой. Это был последний год в колледже, и монахи предоставляли им больше свободы – все-таки они были уже совсем взрослые. Азнавур вечером уезжал в Марсель, а он оставался в Венеции: в Афинах его никто не ждал.

Он засунул руки в карманы, стараясь согреться. Борей, северный ветер, совсем разбушевался, раскачивая развешанные повсюду рождественские гирлянды. Несмотря на сильный холод, толпы туристов, улыбаясь, прогуливались и делали покупки. Из магазинчиков на мосту то и дело доносились праздничные звуки карильона, а в воздухе витали ароматы сладкой выпечки с пылу с жару.

Микаэль бродил без цели. После смерти мамы Вероник тоска одолела его и терзала уже несколько месяцев. Он спускался по последним ступенькам моста в сторону Пескарии, когда его взгляд упал на мальчика лет двух-трех в зеленом пальто. Малыш тянул мать за юбку, чтобы привлечь ее внимание. В одной ручке он сжимал ниточку от красного воздушного шарика с надписью «С Рождеством», который рвался ввысь с каждым порывом ветра. Мать обернулась, и в этот момент он узнал ее – это была Франческа.

Он замер, затем инстинктивно спрятался в толпе и стал наблюдать за ней издалека. Франческа прогуливалась в компании какой-то дамы, вероятно, родственницы. Может быть, она приехала в Венецию, чтобы провести здесь рождественские праздники. Она стала еще красивее. Ее тело приняло мягкие округлые очертания, которые теперь просматривались даже через толстое пальто. Ее лицо светилось радостью. Когда она наклонялась к ребенку, оно излучало тепло и такую нежность, которые раньше он за ней не замечал. Микаэль спросил себя, не в материнстве ли причина такой перемены, в этом Божественном даре, который делает любую женщину прекрасной.

Он снова посмотрел на малыша, и, как по волшебству, среди многочисленных ног толпы их взгляды встретились. Они некоторое время смотрели друг на друга, как бы изучая. И когда Франческа потащила ребенка в другую сторону, уверенность, что это его сын, овладела Микаэлем, и его пробрала сильная дрожь.

У него перехватило дыхание, он почувствовал, что силы оставляют его. Он замер, окаменел, не способный ни к каким действиям.

Когда он пришел в себя, от рождественского видения не осталось и следа. Ему казалось, что он, как молодой Скрудж из повести Диккенса, которому был дан знак, должен был бы последовать за ним, уцепиться за него… А он… Счастье прошло мимо, слегка коснувшись его, а он остался неподвижно стоять, равнодушный.

– Нет! – закричал он.

Роз вздрогнула, и Евгений, испугавшись от неожиданности, опасно крутанул руль на повороте.

– Нет! – повторил Микаэль, но в этот раз подавив рыдание.

– Что с тобой? – спросила Роз, удивленная и обеспокоенная.

– Ты права, я страус.

– Можешь остановиться, пожалуйста? – обратилась Роз к Евгению.

И тот остановился на обочине дороги.

– Голову в песок, я трус… проклятый трус. – Микаэль стал бледен как полотно.

– Ну-ка, давай выйдем на минутку, – сказала сестра и потянула его за рукав.

Они вышли из фургона на свежий воздух, и Роз повела Микаэля, едва передвигавшего ноги, обессиленного, к огромному камню, на который и усадила его.

– Как ты себя чувствуешь?

Он покачал головой.

– Когда Козлов сказал… о жертвах, которые отец приносит ради сына… я не смог остаться равнодушным.

– Он просто так сказал, лишь бы сказать что-то, ты же знаешь, какой он, – пробормотала она, слегка махнув рукой в сторону Евгения, который в это время закуривал сигарету.

– Я ничего не сделал для Томмазо, я его не достоин.

– Ну-ну, Микаэль, ты же знаешь, что это неправда.

– Вся жизнь впустую, я прожег ее, – сказал он с горечью в голосе. – Я изучал множество предметов, писал книги, создавал прекрасные теории, но… так и не научился жить.

– Да что ты такое говоришь?

– Ты была права, я трус. Я и тебя хотел бросить. Я бы не поехал сюда, если бы ты не потащила меня за собой и если бы Томмазо не настоял на этом.

– Я тоже боялась. Это нормально.

Микаэль был подавлен и снова заплакал от нервного срыва. Какой-то узел внутри него развязался и высвободил мучительное смятение и беспокойство.

Евгений подошел к ним чуть ли не на цыпочках. Молча стал подавать знаки, приглашая следовать за ним. Было ясно, что он хотел что-то им показать, и прямо сейчас.

– Что такое, Евгений? – спросила Роз.

– Идите за мной, но не шумите, – прошептал он, коснувшись пальцем губ.

Роз и Микаэль посмотрели друг на друга с сомнением.

– Идем?

Микаэль поднялся и последовал за сестрой и Евгением. Они перешли дорогу и подошли к краю огромного луга, усеянного миллиардом беленьких точек, словно снежинок.

– Что это? – тихо спросила Роз.

Евгений лукаво улыбался. Затем осторожно ступил на луг и трижды громко хлопнул в ладоши.

Сотни, тысячи пушинок поднялись над землей. Облако из белых бабочек взлетело одновременно в воздух и рассыпалось, как снегопад, но не падающий, а восходящий, словно мир перевернулся вниз головой.

– Невероятно!

Микаэль улыбался, а Роз хлопала в ладоши – они были очарованы великолепным зрелищем, которое уготовила им природа.

– Белые бабочки – это добрые души, – объяснил им Евгений, подняв руку к небу. – Они возвращаются на Землю, чтобы напомнить нам о доброте в мире.

Завороженные, брат и сестра смотрели и молчали.

– Как далеко отсюда дом престарелых? – спросила Роз чуть позже, когда они снова пустились в путь.

– Это Мелихово, – сказал Евгений, показывая на небольшой поселок. – Еще с полчаса.

Дорога стала ровной и пересекала пышно цветущую равнину. Солнце едва грело – на таких высоких широтах лето было скорее по календарю, чем в реальности.

– Ты часто туда ездишь? – спросила Роз.

– Да, моя сестра живет там уже много лет.

– У тебя есть сестра?

– Аннушка, но она очень больна, бедняжка.

– А братья?

– Один, но мы потеряли его, когда он был еще ребенком. – Он отвернулся, будто хотел скрыть свою грусть. – А вы… Извини, вас было трое?

Микаэль и Роз кивнули.

– Ты была совсем маленькая, когда арестовали твоего второго брата, – неожиданно сказал Евгений. – Но в то же время я слышал, как ты говорила о нем, словно об ангеле.

– Это запретная тема, – предупредил его Микаэль.

– Что тут плохого? Я хотеть знать… – продолжил он на своей смеси армянского и русского.