Он с любопытством наблюдал за Кристрен. Сам Брин никогда не спал, так как у хагошринов нет необходимости периодически отключать часть функций. Зато он завидовал способности людей видеть сны. Он часто слышал, как кундалиане обсуждают свои сновидения, а сам не сразу смог понять, что значит это слово. Брину хотелось хотя бы проникнуть в сон Кристрен.

Девушке снилась последняя встреча с Курионом, его покрасневшие от слез глаза. Она бежала по причалу и махала вслед кораблю, на котором брат покидал порт Селиокко.

— Вернись! — кричала Кристрен, поднимая над головой нефритовый кубик. — Подожди! — Она хотела вернуть Куриону его подарок, но в отчаянии от свалившегося на нее горя девушка совсем об этом позабыла.

Курион смотрел прямо в ее глаза. Никогда раньше он не был таким холодным. Брат винил ее в смерти Оруджо и не собирался прощать. Как быстро любовь может превратиться в ненависть!

Девушка плакала во сне, и Брин, сумевший проникнуть в ее сознание, увидел то, что видела Кристрен, почувствовал то, что чувствовала она, и заплакал вместе с ней. Как сильно Кристрен любила брата! Как близки они были, их души то и дело перекликались словно в каком-то необыкновенном танце. Хагошрин был очень одинок и нечасто сталкивался с такими переживаниями.

Девушка проснулась и взглянула в потемневшие глаза призрака. Лес окутала росистая дымка, клубившаяся вокруг их импровизированного гнезда.

— Хорошо отдохнула? — спросил Брин.

— Ты был в моем сне. Ты забрался в мою голову. — Кристрен резко села. Она замерзла, а тело затекло, и все же голова работала четко.

— Я был очень осторожен, — смущенно проговорил Брин, — старался ничего не нарушить. В память вообще не заглядывал.

— Ты был в моей голове! — Она осторожно пятилась к самой развилке. Все, за спиной сосновый ствол. — Ты знаешь все!

— Неправда! Говорю же…

— С какой стати я должна тебе верить?

— Я хагошрин и не умею врать.

Кристрен окинула его ледяным взглядом.

— Мои сны принадлежат только мне. Это очень личное, даже интимное. Как ты мог? Почему позволил себе такое?

— Прости меня, Кристрен из рода Оронела. Не думал, что…

— Не желаю иметь с тобой ничего общего. Дальше пойду без тебя.

— В лесу опасно.

— Я знаю врага, я готова.

Брин понимал, что Кристрен не бахвалится. Она рассказывала ему о том, как спаслась с тонущего корабля, о приключениях на острове Висячего Скелета и путешествии на материк. Однако о лесе девушка почти ничего не знала. А Брин чувствовал, что где-то неподалеку бродит габир. Габиров боялся даже он.

В лагере колдунов царило какое-то волнение. Шатер из дыма рассеивался. Спорить с Кристрен некогда, соромианты и Синтайр были готовы выступать.

— Нам пора, пошли.

— Я же сказала, что пойду без тебя.

— Посмотри вниз, — велел хагошрин.

Злобно клацая челюстями, жуки строились.

— Тебе за ними не угнаться.

Секунду поколебавшись, Кристрен кивнула. Она осторожно отползла от развилки, и хагошрин обхватил ее за талию. Затем они пустились в путь по умытым росой вершинам деревьев.

Через несколько часов солнце достигло зенита. Кристрен уже успела перекусить и дважды пила холодную воду. Однако она так и не произнесла ни слова. Брин чувствовал холод, который излучает девушка, и барьер, возникший между ними. Он снова ошибся. Теперь Кристрен не расскажет ему о своих необыкновенных способностях и не откроет секрет. Брин испугался, что останется в полном одиночестве, как и полагается хагошринам. А он больше не мог быть один.

К изумлению Брина, угрюмое молчание Кристрен было для него хуже прикосновения габира. Проникнув в ее сон, он не просто проявил любопытство, а впервые сочувствовал, сопереживал. Как давно Брин мечтал об этом! Чувствовать близость с другим существом и понимать, что это происходит в последний раз, — ужасно.

Запутавшись в незнакомых переживаниях, Брин не заметил слежки. Когда он пришел в себя, габир оказался совсем близко.

Почувствовав его ледяное дыхание, Брин изменил курс и повернул налево.

— Что ты делаешь? — недовольно спросила Кристрен. — Еще секунда — и мы их потеряем.

— Все правильно.

Хагошрин поднимался выше, к самым верхушкам сосен, таким тонким, что Кристрен казалось, будто они не выдержат их вес. Она попыталась вырваться, однако Брин держал ее крепко.

— Пусти, — прошипела Кристрен. — Мне не нужен провожатый!

— Не будь идиоткой, упокойся! — огрызнулся Брин и прижал ее к себе.

Внезапно девушка почувствовал дурноту — она увидела существо, притаившееся на нижних ветках сосны. Оно было белым, как снег, даже лишенные век глаза казались пепельными. Тело, как и лицо, казалось истощенным, кожа словно натянута прямо на кости, а мускулы и соединительная ткань вообще отсутствуют.

— Кто это такой? — шепотом спросила Кристрен.

— Это габир. Он давно за нами следит.

— Зачем?

Во взгляде габира читался голод.

— Он хочет нас убить.

Кристрен стала незаметно пятиться, увеличивая расстояние между собой и Брином. Ей казалось, хагошрин хочет ее остановить.

— Не двигайся! Он вклинится между мной и тобой.

Габир уже выжидающе наклонился, его цепкие пальцы растопырились, пытаясь захватить воздух между ними.

— Давай выбираться отсюда, — проговорила Кристрен.

— Раз габир смог нас выследить, то теперь ни за что не отпустит.

— А ты…

— Я не смогу оторваться от габира.

Только тут Кристрен поняла, что Брин боится.

— Кто он такой?

— Габир — существо, находящееся между жизнью и смертью. Это своего рода побочный продукт некромантии. Как я тебе говорил, соромиантам необходима энергия умирающих, чтобы совершать обряды. Однако часть духа жертвы остается неиспользованной. Иногда она живет несколько часов, иногда — несколько месяцев. Остаток духа переселяется в умирающее тело и повинуется одному-единственному инстинкту — самосохранению. Ради этого габир готов на все. Но поскольку им движет лишь часть духа, а тело смертельно ранено, все его усилия тщетны. Он может временно залечить рану и не более того.

Кристрен передернуло.

— Ужасно! Почему такое происходит?

— Как и другие аномалии, подобное объясняется действием яд-камней.

Кристрен будто окаменела. Сердце неистово колотилось, и, чтобы успокоиться, пришлось приложить все усилия. Нельзя, чтобы Брин почувствовал ее волнение.

— Яд-камни? — с притворным удивлением переспросила она. — Что это такое?