Наконец, Наталья резко встала и стала натягивать на грудь купальник. Деловым и немного всхлипывающим тоном, обращаясь то к Лизе, то к рыжему, она стала быстро, с нарастающей властностью, говорить: «Так, все, везите нас обратно, нам в институт готовиться надо… слышь, Лизка! Петя, закинь нас туда, откуда взял, я сказала, слышишь?»

Но Петр продолжал пристально смотреть на Лизу. Затем рывком поднял с травы мотоцикл, сел на него и кивнул себе за левое плечо:

– Ну поехали.

Лиза молча подошла к нему, не замечая ошарашенного взгляда Натальи, взобралась на мотоцикл сзади Петра и прижала свои пальцы к твердым мышцам его спины. Мотоцикл взревел, немного пробуксовал в песке, и через секунду они вылетели из рощи. Горячий ветер бил Лизе в лицо. Прикрыв веки, она почти ничего не видела, только чувствовала, что они едут очень быстро.

Когда скорость немного замедлилась, Лиза открыла глаза и увидела, что они отъехали уже далеко от реки и вокруг расстилается только желтая, покрытая сухой травой степь. Лиза молча смотрела в покрытую выцветшей футболкой спину Петра.

Они все ехали и ехали, степь не кончалась, все больше становясь похожей на открытое море: безбрежные волны жухлой травы. Наконец, Петр резко повернул влево, но не остановился: мотоцикл кружил по степи, то суживая, то расширяя круги. Лиза ясно почувствовала, что Петр не остановится никогда, разве что если кончится бензин. Тогда она подняла правую руку и тронула Петра за плечо. Его мышцы сразу ослабли, мотоцикл остановился. Петр продолжал сидеть, не поворачиваясь.

Лиза слезла, подошла к нему спереди и сказала:

– Давай.

Ее слова прозвучали, словно выдох неведомого существа посреди тихой ночной степи. Она подумала, что сейчас Петр поднимет голову и скажет: «Я отвезу тебя домой» – и после этого все кончится. Но когда он поднял голову и Лиза увидела его глаза, то сразу поняла, что все будет иначе. Петр резко зачерпнул – словно воду ковшом – ладонью ее волосы, притянул к себе и стал истово целовать. Эта истовость, напоминающая неуклюжую попытку стать нежно-приличным, наполнила Лизу отвращением. Но и страх у нее тоже был. С каменеющим сердцем она расслабила тело, словно выпуская из себя кровь. Обхватив Лизу за талию, Петр повалил ее в хрустящие волны степного моря и начал, сжимая пальцами ее груди, плечи, ягодицы, продавливая их до костей, быстро, словно в каком-то помутнении, говорить:

– На самом деле ты лучше ее… лучше. Думаешь, я ее силой, да? Она сама ко мне то тянулась, то брыкалась, ей нравилось так, вот, а ты не такая, какая ты, я не знаю, но я хочу, чтобы тебе было хорошо…

Накатывая на нее, как большая волна, он толчками входил в нее. Лизе стало сразу же очень больно, как будто волны превратились в огонь – а Петр все входил в нее, втискивался, жег, рвал, задирая вверх ее длинные худые ноги, и бормотал, словно читая какие-то стихи: «Так будет лучше, так не больнее, так…»

Лиза терпела. У нее в душе поселилась спокойная злость: она знала, что если дала слово, то обязательно его сдержит, чтобы спасти своего друга (странно, что слово «друг» кажется весомей и сильнее «подруги», – думала она в мареве боли, когда Петр продолжал себя в нее втискивать). Держа слово, Лиза ощущала себя не женщиной, а настоящим человеком – таким, каким хотела быть всегда.

Петр через какое-то время выбрался из нее; боль стала стихать. Петр стал каким-то некрасивым и слабым. Лиза подумала, что, вероятно, он кажется ей таким, потому что она не любит его. Полежав несколько минут, Лиза встала, стянула с себя испачканные кровью трусы и, зажав их в кулаке, пошла босиком по колкой траве. Отойдя метров на двадцать, она вырыла подобранной палкой и руками небольшую яму и зарыла в нее трусы. Затем обернулась – сзади подъехал на мотоцикле Петр. Не глядя на него, она села на свое место сзади. Петр положил руку на ее ногу и с закрытыми глазами хотел поцеловать ее в губы. Но Лиза отстранилась и твердо произнесла:

– Хватит.

Помедлив секунду, Петр повернулся и завел двигатель.

Странно: они так долго ехали в открытое степное море, а обратно домчались минуты за три.

Наташа с одеждой Лизы в руках сидела на берегу реки.

Когда Лиза оделась и собралась вместе с Наташей уходить, Петр взял ее за руку и, морща лицо, тихо сказал ей на ухо:

– Я знаю, где ты живешь. Приду сегодня.

– Только попробуй, – ответила Лиза, – убью тебя и себя.

Он не пришел. Еще через день Лиза и Наталья уехали из деревни – юная женщина Лиза и девственница Наталья, они отправились каждая в свой город и больше не виделись, хотя и переписывались еще некоторое время по Интернету.

Второй мужчина Лизы был старше ее на четыре года; так же, как и она, он жил в студенческом общежитии университета, где они оба учились, только она на первом курсе, а он на третьем.

Алексей вошел в ее жизнь, потому что много и подолгу уверял Лизу, что любит ее. А она никого не любила и сильно из-за этого переживала – ей казалось, что если не развить в себе это чувство хотя бы насильно, оно так и умрет в зародыше.

Однажды ночью, лежа на кровати в свой комнате, Лиза подумала: а вдруг ее карма (тогда она увлеклась «Бгахават-Гитой») как раз заключается в том, чтобы ответить на чувства любящего ее человека и тем самым не дать сделаться несчастным ни ему, ни себе?

Она рассуждала примерно так: я ведь не страдаю, что не люблю этого мужчину, а он от своей любви ко мне сильно мучается – так почему бы мне не сделать его счастливым без всяких душевных потерь для себя?

Но потери случились. Это стало происходить позже, когда они стали жить вдвоем в комнате Алексея. Начались странные, как бы обратные, чудеса: если обычные чудеса приводят к счастью, то эти, наоборот, его необъяснимо разрушали. Леша ничем не раздражал Лизу, когда был влюбленным в нее однокурсником. Но когда они стали гражданскими мужем и женой, стал выводить из себя во всем. В том, как сидел за компьютером, как читал книги, как ел, как и о чем говорил. Даже в том, о чем думал, – так ей иногда казалось. В конце концов, печальная истина нашей жизни заключается в том, что в каждом человеке существует его второе, темное «я», которое, как вулкан, может вырваться как раз наружу тогда, когда мы ожидаем этого меньше всего. Наверное, чаще всего эта темнота выходит наружу тогда, когда мы кого-то не любим, но находимся рядом с ним.

Нелюбовь очень жестокая вещь. Не любить – это все равно что восхититься изящной, разрисованной тончайшим живописцем бабочкой, а потом вдруг увидеть ее отвратительное волосатое тело под микроскопом.

Видимо, люди нас тогда не раздражают, – размышляла Лиза ночью, когда Леша засыпал после любовных объятий, – если, общаясь с ними, мы находимся каждый на своем месте. Например, чужой человек занимает место чужого, враг – врага, родственник – родственника, друг – друга, партнер – партнера… То же происходит и с любовью: обоим любящим просто необходимо быть на своих естественных местах и взаимно любить друг друга. А если кто-то только делает вид, что любит… Из них двоих именно Лиза находилась сейчас не на своем месте – то есть врала.