...

На прежнем посту

Вернувшись в сентябре 1939 года в Адмиралтейство, Черчилль не стал ограничивать свою деятельность одними военно-морскими делами. Следуя хорошо зарекомендовавшей себя схеме, он установил активные письменные отношения с главой правительства Невиллом Чемберленом, регулярно знакомя его со своей точкой зрения по самому широкому кругу вопросов.

«Я считал, что как член военного кабинета обязан придерживаться общей точки зрения, и я не отказывался подчинить свои собственные ведомственные нужды основному плану, – вспоминал Черчилль. – Я стремился найти общую почву с премьер-министром, а также передать ему все свои знания в этой области, накопленные до этого. Поощренный его вежливостью, я написал ему ряд писем по различным проблемам по мере их возникновения. Я не хотел вступать с ним в споры на заседаниях кабинета и всегда предпочитал излагать все на бумаге».

Круг общения Черчилля не ограничивался одним лишь Невиллом Чемберленом. По его собственным словам, он также «писал другим членам военного кабинета и министрам», с которыми у него «были ведомственные и другие дела» [1025] .

Одновременно с налаживанием полезных связей в Адмиралтействе была внедрена новая система отчетности, в дальнейшем распространенная на другие ведомства – Министерство военно-воздушных сил, Военное министерство, Министерство снабжения и даже на Министерство торговли. Таким образом, все вышеперечисленные структуры попали в зависимость от Военно-морского министерства. Появившееся после начала Армагеддона Министерство ведения экономической войны было практически полностью поглощено Адмиралтейством. «Тот факт, что пост министра экономической войны все еще существовал, выглядел неким бюрократическим недоразумением», – констатирует Б. Тененбаум [1026] .

В 1930-х годах Черчилль пришел к выводу, что «капризы судьбы непредсказуемы, а ее пути – неисповедимы. Иногда она грозно хмурится именно в тот момент, когда хочет преподнести головокружительный дар» [1027] . Всего год назад потомок герцога Мальборо был не самым популярным заднескамеечником, активно критикующим правительство и имеющим мало шансов на политическое будущее. Теперь, когда прозвучал набат новой мировой войны, благодаря своей активности он снова оказался в первых рядах и снова привлек внимание современников.

...

Коллеги Черчилля, да и просто те, кому посчастливилось соприкоснуться с ним в первые месяцы войны, тут же почувствовали эту перемену. Перед ними предстал настоящий лидер, готовый вдохновлять и вести за собой.

«Я говорил тебе, что ставки Уинстона пошли вверх, люди ожидают увидеть его на посту премьер-министра», – делился с отцом личный секретарь Черчилля во время работы в Министерстве финансов Перси Григ [1028] .

«С самого начала мы стали размышлять о том, какие шансы, что Уинстон станет премьер-министром», – признался один из членов секретариата военного кабинета Гилберт Флеминг [1029] .

«Уинстон имел очень хорошие позиции в стране, – сказал после первого месяца войны один из коллег Черчилля по военному кабинету сэр Сэмюель Хор. – На данный момент он один из самых популярных членов кабинета» [1030] . Послу Великобритании в Вашингтоне Хор добавлял: «Я с ужасом думаю, что было бы, если бы у нас сейчас был другой военно-морской министр, а Черчилль находился бы в оппозиции» [1031] .

Особенно ярко личность Черчилля заиграла на фоне апатичного Чемберлена.

«Уинстон единственный человек в кабинете министров, кто может убедить людей завершить начатое, – писал в конце сентября прежний заместитель секретаря кабинета Томас Джонс. – Премьер-министр заторможен и бездеятелен, он говорит о стойкости и победе в пораженческих интонациях» [1032] .

Интересное сравнение выступлений двух политиков в парламенте в этот период сделал Гарольд Никольсон.

Первым выступал Чемберлен:

«Премьер-министр окружен скорбным и траурным настроением. Во время его речи чувствовалось, как уверенность и воодушевление депутатов исчезают с каждым новым словом. Когда Невилл сел на место, ему практически никто не аплодировал».

За ним словом взял Черчилль. Тон Никольсона резко меняется:

«Эффект от речи Уинстона был, вне всякого сомнения, гораздо больше, чем можно себе представить, если просто прочесть его текст. Явственно ощущалось, как моральный настрой депутатов возрастал после каждого слова. В эти двадцать минут Черчилль никогда еще так близко не подходил к посту премьер-министра. После заседания в кулуарах палаты даже сторонники Чемберлена перекидывались такими фразами, как „Теперь мы обрели нашего лидера“» [1033] .

Не только лица, симпатизирующие нашему герою, признавали произошедшие перемены. «У меня появилось желание, чтобы Уинстон стал премьер-министром», – вырвалось у леди Астор, когда она услышала одну из речей Черчилля. А ведь это та самая леди Астор, которая еще совсем недавно, во время визита в СССР, говорила Сталину, что «с Черчиллем покончено»! Правда, она и на этот раз сделала оговорку: «Эта мысль об Уинстоне-премьере была очень кратковременной, и я понимаю, что она была неправильной, но таково было воздействие его выступления» [1034] .

Не менее показательной была реакция куда более влиятельного визави Черчилля, первого летчика Германии генерал-фельдмаршала Германа Вильгельма Геринга. Узнав о включении британского политика в состав военного кабинета, он грузно рухнул в кресло, тяжело вздохнул и недовольным тоном пробурчал:

– Черчилль в кабинете министров! Это означает – война действительно началась. Теперь нам придется сражаться с Англией [1035] .

После вступления Великобритании в войну страна остро нуждалась в новом лидере. Ей нужен был человек, который смог бы вдохновить людей на подвиги, повести их за собой по изматывающему пути страданий и лишений. Ни Чемберлен, ни кто-либо другой в первом военном правительстве взять на себя эти функции не мог. Образовался вакуум, который с лихвой заполнил Черчилль – своей безграничной энергией, своей несгибаемой силой воли, своим многолетним опытом государственного деятеля. Как это нередко бывает в карьерах выдающихся лидеров, Черчилль стал премьер-министром задолго до того, как официально вступил в эту должность.

...

Но, как вы уже знаете, для достижения успеха мало одних способностей и лидерских качеств. Популярность Черчилля вызывала восторженную реакцию далеко не у всех обитателей Уайтхолла. Например, лидер Лейбористской партии, глава второй после консерваторов политической силы Великобритании, Клемент Эттли называл своего коллегу «наполовину гением, наполовину чертовым дураком» [1036] . На вопрос, станет ли Черчилль премьером, Эттли ответил: