— Ваша милость, — сухо произнес граф Нестдер, — возьмите себя в руки. Уверяю вас, что перед вами незаурядная женщина, которая способна трезво оценивать то, что видит и слышит. Вам стоит прекратить грубить ее светлости и, тем более, делать за нее выводы.

— Я должна его выслушать, господин капитан, — сказала я. — Матрос Утткер подал прошение о помиловании, именно поэтому он здесь. Я прошу вас выйти…

— Нет! — воскликнул капитан и тряхнул головой: — Простите, ваша светлость. Могу ли я остаться? Мне бы хотелось присутствовать при допросе. Так я буду иметь возможность указать на его ложь. Прошу вас.

Мы с наместником переглянулись. Не знаю, о чем подумал его сиятельство, а мне пришло в голову, что Стиренд опасается, что матрос может выдать нечто, о чем капитану говорить бы не хотелось. И мне стало интересно, что именно.

— Хорошо, — улыбнулась я. — Оставайтесь, ваша милость. — Граф обратил ко мне изумленный взор, но я сделала вид, что не замечаю его немого вопроса, и Нестдер, пожав плечом, более не пытался понять моего согласия.

Он поднялся с места, отошел к двери и отдал приказание привести приговоренного. Признаюсь, я ощутила любопытство. О простом матросе было уже сказано столько, что мне не терпелось воочию поглядеть на пожирателя дамских сердец, очаровательного подлеца, способного уговорить честных служак на бунт, и на причину того, что капитан Стиренд готов был лечь костьми, но не покинуть кабинета. Должно быть, мой наместник ощутил нечто подобное, потому что обернулся к двери, и мы с ним замерли в ожидании.

Капитан, напротив, как-то разом ссутулился, устремил взгляд себе под ноги, и вид его, и без того мрачный, стал и вовсе угрюмым. Скользнув по нему взглядом, я отметила сжавшиеся кулаки, будто Стиренд готовился к драке. Мне подумалось, что при невыгодном для него исходе, мужчина и вправду может кинуться на арестанта, чтобы расправиться с ним. И потому, когда вошел узник, сопровождаемый одним из моих гвардейцев, я показала ему взглядом остаться. Телохранитель понял меня верно и встал у стены. После этого я, наконец, посмотрела на матроса Лайсса Утткера.

Впрочем, оценить его внешность сейчас было сложно, потому что лицо матроса хранило свежие следы побоев. Затекший глаз, запекшаяся корка на брови, разбитые губы и синяки, расползшиеся под оба глаза. Так что если Утткер и рассчитывал на свою внешность, то сейчас она была пугающей, а не привлекательной. Я смогла разве что отметить хорошее сложение, его стройность и статность. Ну и волосы. Они у приговоренного имели рыжевато-каштановый цвет, были густы и волнисты. Правда, об этом я больше догадалась, потому что сейчас они были взъерошены.

По тому, как в глазах капитана мелькнуло злорадство, когда он мазнул взглядом по своему матросу, я подумала, что Стиренд постарался уменьшить шансы Утткера очаровать меня. А может избил за отправленное прошения… Хотя могла быть и иная причина. Одно было точно, терять голову мне было не от чего.

Матрос Утткер, однако, на такую досадную мелочь, как разбитая физиономия, внимания не обратил. И хоть на руках его были надеты кандалы, сумел отвесить мне изящный поклон, который больше подходил салонному завсегдатаю, чем вору из неведомого городка. Кто-то обучал его, или же Лайсс сам, подглядев за знатью, отточил это мастерство, но владел он им в совершенстве.

— Доброго дня, моя госпожа, — произнес матрос.

Голос его оказался низким, бархатистым и весьма приятным. Он располагал к желанию слушать, и мне с легкостью поверилось, что Утткер действительно мог очаровать в разговоре.

— Доброго дня, господин Утткер, — произнесла я неизменно вежливо и доброжелательно. — Я получила ваше прошение о помиловании и хочу разобраться в вашем деле. Насколько мне стало известно, вы совершили тяжкое преступление. Подстрекательство к бунту равняется государственной измене. Наказанием может быть только смертная казнь, и на данный момент я не вижу повода отменять приговор вашего капитана. Он справедлив. Впрочем, я все-таки желаю вас выслушать. Если уж вы просите о помиловании, значит, у вас должны быть смягчающие обстоятельства, и вам необходимо предъявить их. Я вас слушаю.

— Мне есть, что сказать в свою защиту, ваша светлость, — он вновь склонился и попытался улыбнуться, но покривился, явно ощутив боль. — Прошу меня простить, что вынуждаю вас смотреть на безобразие, учиненное подручными капитана Стиренда. — Я никак не отреагировала на первое обвинение, отправленное в адрес капитана, и арестант продолжил: — Мой вид отвратителен, я это понимаю. И тем более я чувствую его ущербность, когда вижу перед собой столь прекрасную даму, как ваша светлость. Простите, если оскорбил вас, но я не могу не восхититься тем, что вижу.

— Благодарю, — я чуть склонила голову. — Теперь, когда мы выяснили, что вы дурно выглядите, а я очаровательна, мы можем перейти к сути моего вопроса. Расскажите мне о том, что может послужить вам оправданием.

Матрос едва заметно нахмурился, но быстро взял себя в руки и повинно склонил голову.

— Прошу меня простить, ваша светлость. Я вовсе не желал вас оскорбить, всего лишь не сумел удержаться. Мы все наслышаны о хозяйке Канатора, о ее мудрости и добросердечии, но я и представить не мог, что вы настолько красивы.

Признаться, слушала я с интересом, но вовсе не с тем, на какой рассчитывал приговоренный. Мне было любопытно, как далеко он зайдет в своих восхвалениях. Да и свои выводы я продолжала делать. Уже сейчас я могла со всей уверенностью сказать, что матрос Лайсс Утткер, в отличие от своего капитана, является человеком хитроумным, и язык у него и действительно хорошо подвешен. Он всеми силами старался подобрать ключик к моему женскому сердцу, увы, не догадываясь, что все комплименты разбиваются об меня, как волны Тихого моря о скалу, на которой стоял мой дворец.

И если наместник больше наблюдал за мной, пытаясь понять, начала ли я уже таять или же еще держусь, то капитан постепенно закипал. Он вскинул голову и не сводил с матроса тяжелого взгляда. Его кулаки вновь сжались, и Стиренд даже подался вперед, но пока еще сдерживался. Он был уверен, что расшаркивания Утткера уже попали в цель. Чтобы избежать взрыва, я подняла руку, останавливая сладкоречивый поток, и напомнила:

— А теперь по существу, господин Утткер. Назовите причины, по которым я должна изменить приговор капитана Стиренда.

— Я опять увлекся, — удрученно вздохнул матрос. — Но сложно удержаться, когда…

— Кажется, вам вовсе нечего сказать в свое оправдание, — отметила я. — А раз нечего, то мы попросту теряем время. Я вынуждена отклонить ваше прошение, господин Утткер. Уведите приговоренного.

Стиренд откинулся на спинку стула и заметно расслабился, даже усмехнулся. А вот арестант не сумел сдержать своего изумления. Рот его приоткрылся, глаз, затекший меньше своего собрата, распахнулся, и, когда гвардеец накрыл ладонью плечо Утткера, тот вывернулся и бросился ко мне. Разумеется, до стола он даже не добрался, упал на колени, поверженный ударом моего телохранителя. Звякнула сталь, и к горлу матроса прижался нож.