— Простите, ваша светлость, — с ноткой раздражения произнес Стиренд, — не могу я говорить об этом ничтожестве беспристрастно.

— Он сильно вас задел? — спросила я. — Чем же?

— Он… он мерзкий, отвратительный гаденыш! — неожиданно разгорячившись, воскликнул мужчина. — Неблагодарный, своенравный, самовлюбленный мерзавец, который считает, что ему обязан весь мир! Когда его привели на борт, я решил, что парню просто не повезло, и нужно дать ему шанс. О-о, Утткер умеет пускать пыль в глаза, — как-то даже издевательски произнес Стиренд. — Берегитесь его, ваша светлость, он способен втереться в доверие. На первых порах он казался мне отличным парнем, этакий очаровательный сорванец. Однако оказался беспутным и наглым…

— Остановитесь, господин капитан, — попросила я. — Вы сказали немало, но смысл вашей речи один – вы ненавидите этого матроса, я ведь верно вас поняла? — Стиренд метнул в меня сердитый взгляд и отвел его к окну. — Я ощущаю в этом какие-то личные мотивы. Поймите, за личную неприязнь людей не вешают…

— Это нелюдь! — воскликнул капитан. — А вы уже его оправдали, ваша светлость, но он не стоит этой милости…

— Довольно, — негромко, но резко произнесла я. — Господин капитан, отчего вы принимаете решения за меня? Вы опасаетесь, что Утткер выживет, когда вам нужна его смерть?

— Он заслужил веревки, — твердо ответил Стиренд. — К тому же он мой матрос, и, как его капитан, я имею право на вынесение приговора.

— В море, ваша милость, — негромко произнес граф Нестдер. — В море. Сейчас вы на берегу, и приговоренный имеет право обратиться к судейству ее светлости. Мы все это знаем. Более того, я напоминаю, что перед вами сидит хозяйка Канатора, и не стоит проявлять неуважения к ее светлости.

— Я глубоко уважаю ее светлость, — соврал капитан, — но я считаю свой приговор справедливым, а потому прошу оставить его без изменений.

— Почему? — спросила я. — Поясните, господин капитан. Пока вы только сыплете оскорблениями, но ничего вразумительного не сказали. Какую историю вам преподнесли, раз вы решили пожалеть Утткера и дать ему шанс? Давайте начнем сначала. Вы уже начали, так поясните более развернуто.

— К чему это? — Стиренд махнул рукой. — Он того не стоит.

— Хотя бы для того, чтобы мы понял справедливость вашего приговора, — прохладно заметил наместник. — Пока мы видим, что с вас выходит желчь, и что повесить вы его желаете из личной неприязни, а может быть, и мести. Вы не можете не понимать, что это показывает в дурном свете вас, а не матроса Утткера. Отвечайте прямо, так мы быстрей во всем разберемся, и ее светлость огласит свое решение.

— Итак… — я выжидающе посмотрела на Стиренда. — Как у вас на борту появился этот человек?

— Итак, — передразнил меня капитан, кажется, окончательно забывшись.

— Господин капитан, — ровно сказала я, — если вас вовсе не интересует, какая участь постигнет матроса Утткера, вы вольны встать и покинуть мой кабинет. Я выслушаю только его и буду опираться на то, что скажет этот человек. Возможно, тогда вы увидите, как он выйдет отсюда освобожденным от всех обвинений. Он будет смеяться вам в лицо, а вам останется пенять только на собственное упрямство и неразумную дерзость. Не желаете доказать справедливость вашего приговора, ступайте, и пусть Утткер раскрасит эту историю собственными красками, вывернет ее наизнанку и подаст под соусом лжи. И даже если у меня случится после этого несварение, мне придется принять его версию, так как не было иной. Довольно! — рявкнула я, ударив ладонью по столу. — Вы – взрослый мужчина, отважный моряк и гроза врагов Камерата, а ведете себя, как малое дитя. Прекратите глупить и отвечайте на мои вопросы. Как к вам попал матрос Утткер?

Капитан Стиренд ожег меня взглядом, но я осталась равнодушна. Я видела, что в нем происходит внутренняя борьба. И, исходя из этого, я сделала первый вывод. Похоже, барон Стиренд был человеком открытым, честным и прямолинейным. И у него действительно была личная неприязнь к бунтовщику, причина которой лежала в стороне от последних событий. Не умея лгать, и не будучи ни интриганом, ни политиком, его милость мучился. Он желал исполнения приговора, но не мог солгать или просто прикрыться учиненным Утткером безобразием, хотя этого вполне бы хватило. Но Стиренд горячился, выплескивая негодование и ненависть, не мог с ними справиться, а потому и спокойно ответить на мои вопросы.

Мне подумалось, что этот человек достоин участия, а потому ему надо было помочь открыться.

Я поднялась с кресла, налила воду в стакан и отошла к окну.

— Господин капитан, подойдите ко мне, — позвала я вновь мягко. — Прошу вас.

Не оборачиваясь, я слушала, как скрипнул стул, после раздался звук шагов и смолк у меня за спиной.

— Встаньте рядом со мной. — И когда Стиренд оказался напротив открытого оконного проема, я передала ему стакан с водой, не настаивая, чтобы он выпил, и произнесла: — Восхитительный вид, не находите? Знаете, когда я прибыла в Канатор впервые, то была поражена им до глубины души. Я никогда до того не видела моря, кроме как на картинах. Изображения этой стихии неизменно восхищали меня, но тогда я оценивала мастерство художника. А всю истинную мощь я ощутила, лишь когда увидела море воочию. Что скажете?

— Я – моряк, — пожал плечами капитан. — К тому же уроженец этих мест, потому море для меня – обыденность. Я не испытываю перед ним трепета, как и вы, когда идете по земной тверди.

— И все-таки оно могущественно и непредсказуемо, — возразила я, и Стиренд усмехнулся:

— Вполне предсказуемо, ваша светлость. Существует немало примет, чтобы определить, чего стоит ждать от него в ближайшем будущем.

Развернувшись к своему собеседнику, я с интересом всмотрелась в его профиль. Его черты, как и короля, были жесткими. Но в лице Ива всё же имелась некая утонченность, что делало его похожим на коварного хищника, этакую помесь лисы и волка. Хитрость одного, и хватка второго. А вот капитан Стиренд напоминал медведя, этакого увальня, но больше обликом. Наверное, в нем скрывалось и добродушие, однако сейчас для него не было повода. Зато барон подтвердил мое мнение о его простодушии и прямолинейности, высказав, что думает, а не то, что от него ожидают.

— Скажите, а есть что-то, что вы находите грандиозным? — спросила я с любопытством. — Восторг – это естественное человеческое чувство. Что вызывает в вас душевный трепет?

Стиренд ответил мне недоуменным взглядом, однако я продолжала ждать, и он, снова пожав плечами, неуверенно произнес:

— Небо.

— Небо? — переспросила я, и капитан повторил тверже:

— Да, небо. Оно таинственно. Мы не знаем, что там, не можем ни взглянуть, ни потрогать. — И вдруг признался: — Я восхищаюсь восходом. И закатом. В это время небо особенно красиво.

— Вы правы, — улыбнулась я. — Небо и впрямь восхитительно в эту пору.