Ковальски сглотнул и поднял коробочку повыше. Наконец Мария обернулась.

Ковальски большим пальцем подцепил крышку.

– Мария Крэндолл, окажешь ли ты мне че…

Она набросилась на него и повалила на землю еще быстрее, чем Баако. Горилла, разумеется, немедленно присоединилась, решив, что это очередная игра. Ладно еще Ковальски успел закрыть коробочку.

– Это следует понимать как «да»? – морщась, спросил он.

– Ты такой балбес. – Она наклонилась к нему. – Мой балбес.

Положив руки ему на щеки, Мария его поцеловала.

Они шепотом делились планами, улыбались и смеялись, молча обменивались теплом и нежностью и просто лежали на спине в догорающем свете дня, глядя, как на небосводе зажигаются звезды. В джунглях завели вечернюю трель птицы, кричали в отдалении ночные хищники.

Наконец Мария перекатилась на бок, поцеловала Ковальски в щеку и указала на палатку.

– Пойду пива принесу.

Ковальски со счастливым вздохом откинулся на траву.

– Я знал, что жена из тебя выйдет хорошая.

Мария ткнула его кулаком в бок и ушла.

Баако воспользовался минуткой наедине с приемным отцом. Подсел ближе и навис над Ковальски. Принюхался, с подозрением поковырял одежду. С того момента, как они воссоединились, он то и дело проделывал этот ритуал.

Не вставая, Ковальски спросил:

«Ты чего?»

Баако сел и средним пальцем левой руки постучал по животу Ковальски, а правым средним пальцем указал себе на лоб:

«Ты болен».

Ковальски сел и заставил гориллу опустить руку. Обернулся в сторону палатки – Мария еще не вышла. Окончательные результаты анализов он получил только на прошлой неделе. Пейнтер обо всем знал, но из уважения хранил диагноз в тайне, давая Ковальски время переварить новости.

Судя по всему, Тартар не выпустил Ковальски целым и невредимым. Кровь Прометея защитила от радиации не полностью. В результатах анализов было много мудреных слов и цифр, но все можно было свести к трем строчкам:

Правда, по поводу последнего пункта онколог оговорился: «Если повезет».

Вокруг глаз Баако залегли тревожные морщины. Из-за этого обеспокоенного взгляда Ковальски до сих пор ничего и не сказал Марии. Скажет, конечно, просто не сейчас. Сейчас все так хорошо, и он счастлив. Может быть, молчание – глупость с его стороны, даже эгоизм, но ему требовалось время во всем разобраться.

Ковальски обратился к Баако, зная, что горилла поверит, что на языке жестов проще солгать:

«Папа здоров».

Баако пристально посмотрел на него, затем крепко обнял.

Вот и славно.

Мария вылезла из палатки с двумя запотевшими бутылками. Ковальски помахал рукой.

Баако поспешил ей навстречу, словно они не виделись несколько дней.

Или же дело было в другом?

Мария попыталась спрятать пиво от Баако.

– Ты еще маленький. Вот когда двадцать один год исполнится…

Ковальски улыбнулся.

Мария с усталым, но счастливым вздохом опустилась рядом.

– Ты чего это лыбишься?

Ковальски улыбнулся еще шире.

– Я самый счастливый человек на свете.

«Таким и останусь».

Вот и подошла к концу еще одна одиссея. Пропел ее, может, и не древнегреческий хор, но удовольствие, надеюсь, вы все равно получили. Гомер смешал историю и вымысел: поведал историю падения Трои, уснастив рассказ мифическими образами и волшебными явлениями. Я же, в отличие от античного песнопевца, постараюсь на заключительных страницах книги отделить правду от вымысла, а заодно пролью немного света на процесс создания романа.

Начнем с двух авторитетных томов, оказавшихся для меня безмерно полезными. Да, прочитано и проштудировано было много других книг, однако эти две оказались не просто информативным и вдохновляющим, но еще и чертовски занимательным чтивом. Советую обратить на них внимание.

Первая переносит глубоко – в буквальном смысле – в мифологию того, что лежит под землей, объясняет, почему мы постоянно обращаем туда наши взоры и почему оно до сих пор завораживает. Я прочитал эту книгу, вовсе не намереваясь использовать как источник информации в исследовании, но просто из любви к спелеологии[65]. Однако в конце концов она довольно сильно повлияла на мое решение написать этот роман, и написать его хорошо. О чем еще просить? Итак: «Underland: A Deep Time Journey» Роберта Макфарлейна.

Второй том я выбрал как источник информации и справок… а потом взял и потерялся в этом чудесном произведении. В конце концов оно и сформировало ядро романа. Я коснулся лишь верхушки этого айсберга, темы античных технологий, смеси мифа и науки, поэтому если хотите знать больше исторических деталей и мнений на сей счет, обязательно прочтите «Gods and Robots: Myths, Machines, and Ancient Dreams of Technology» Адриенны Мэйор.

Ну а теперь давайте поглубже зароемся в историю, изложенную в «Последней одиссее». Начнем с самых темных веков (1100-800 гг. до н. э.), называемых еще гомеровской эпохой.

«Илиада» и «Одиссея» Гомера

Еще в начале романа я намекал на историческую правду, погребенную под слоем мифов в этих двух поэмах, однако границу между фактом и вымыслом исследовал не первым. Одним из пионеров стал греческий историк Страбон, который в своем рассказе о странствиях по античному миру – многотомнике «География» (от VII века до н. э.), – как и я в своем романе, попытался проследить тернистый путь Одиссея по Средиземноморью. Большая часть идей в романе (за исключением версии с тектоникой) почерпнута из текстов Страбона.

Нулевая мировая война

Археологи и историки практически не сомневаются, что в древнем Средиземноморье отгремела масштабная война, которая привела к падению трех крупнейших цивилизаций: микенской Греции, Египта и Хеттского царства. Этот конфликт получил название «Нулевая мировая война». В своих поэмах Гомер описывает ее поворотный момент, а загадкой по сей день остается вот что: кто напал на эти державы и обусловил темные века? Преобладает мнение о неких загадочных «народах моря», однако установить их принадлежность до сих пор не удается. Одни полагают, что это союз различных племен, другие – что это еще одно царство из Малой Азии, лувийцы. У меня, разумеется, было свое мнение на эту тему, его я в романе и изложил.