остервенелым видом и повернулся к двери, наблюдая через крошечное окошко, как Александра освобождают от кандалов.

– Он не должен увидеть меня, – рядом возник Дирк. – И он не должен знать, что я был здесь. – Он кивнул кому-то в конце бетонного коридора. – Тем не менее я договорился о предоставлении ему камеры и исключении всех пыток.

Саша сжал переносицу.

– Тогда в лаборатории Делинда говорила о том, что Александр предал ее…

Он резко выпрямился.

Перед глазами возникла большая коробка, подаренная ему Александром. Что в ней было? Имеет ли она отношение к тому, что он пошел против сестры вопреки всем рискам?

– Его нельзя оставлять здесь. Здесь полно озлобленных людей. Только Мировой Совет да их службы волнует причастность Делинды к войне, но не факт, что они будут использовать это в защиту Александра, ведь для всех остальных виновен он один. Разбираться они не будут. Его убьют здесь, не дожидаясь суда, и повесят убийство на какого-нибудь заключенного.

– И какие у тебя идеи? – спросил Дирк с привычной хитринкой. – О, я, кажется, понимаю, к чему ты клонишь!

– Это возможно провернуть тайно, без огласки?

– В теории да, но мы имеем дело с самым разыскиваемым преступником, на арест которого выдан ордер самим Мировым судом. Договориться с ними возможно, но…

– Я не собираюсь освобождать его до суда. Должен быть способ вывезти его, не снимая ареста.

– Скажем, в твой замок?

– Под мою ответственность.

– Саша… – глубоко вздохнул Дирк. – Ты – представитель страны-жертвы. Тебе ни в коем случае нельзя показывать свою симпатию к представителю страны-агрессора, даже если тот невиновен.

– Кто узнает об этой симпатии? Я уверен, ты сможешь все это организовать так, что только я, ты, пара надежных людей, которые нам все это устроят, да обитатели моего замка будут в курсе. И Александр не узнает о том, с чьей подачи он в безопасности.

Дирк посмотрел на него долгим оценивающим взглядом, выражающим сомнения и азарт одновременно.

– Сделай это в качестве искупления своей вины, – надавил на него Саша.

Ничто в лице Дирка не дрогнуло, но взгляд переменился. Он молча вытащил телефон из кармана и двинулся к выходу.

* * *

Водитель фургона даже не догадывался, какую «посылку» ему доверили доставить. Заехав на территорию владений германского принца, он остановился у самого входа в замок и, получив от Джоан деньги на месте, отцепил кузов и уехал восвояси.

Она подошла к дверям кузова и ввела код на панели. Двери разъехались в стороны, впуская внутрь оранжевые лучи закатного солнца и легкий вечерний холод.

– Добрый вечер, мистер Каннингем, – поприветствовала его Джоан холодным, но обходительным тоном и подала ему руку. – Я проведу вас в вашу комнату.

Александр сидел на скамейке, ссутулившись и перебирая пальцами. Испорченный пытками костюм заменили бежевые футболка и брюки свободного кроя. Он настороженно осмотрел девушку в форме горничной, застывшую перед ним.

Высоко поднятой головой, с наглухо зализанными темно-каштановыми волосами, собранными в высокий пучок, точеными чертами ничего не выражавшего лица, идеально ровной спиной и расправленными острыми плечами она походила, скорее, на модель с подиума, но никак не на прислугу. В ее жестах и движениях читались изящество аристократки и осторожность наемницы.

Александр подал ей руку, и она помогла ему, все еще слабому и слегка покачивающемуся, выйти наружу.

Сквозь дебри мыслей о самобичевании вдруг пробралась одна, неожиданная для Александра, заставившая его испытать нечто схожее с забытой простой радостью и приятной неожиданностью: он снаружи, в объятиях легкого ветра, под уходящим на покой солнцем и чистым небом с разгорающимися крапинками звезд; в окружении людей, которые не причинят ему вреда; у замка, вокруг которого один простор, и пыток пока больше не предвидится. Три дня в душных камерах и пыточных начали стирать даже такие теплые воспоминания.

Взяв юношу под руку, Джоан направила его ко входу. Каждый ее шаг был уверенным и почти неслышным.

На втором этаже для него уже была приготовлена просторная спальня в бежевых тонах с собственной ванной комнатой. Одна из служанок, с веснушками и огненно-рыжими волосами, собранными в хвост, занесла ему ужин и оставила на столе у окна. Аромат горячей еды напомнил Александру, что он не ел вот уже два дня.

– Можешь идти, Джин, – обратилась к служанке Джоан.

Но девушка продолжала стоять у входа, сверля Александра недобрым взглядом.

– Джин?

Она закатила глаза, цокнула языком и вышла из комнаты.

– Я постою за дверью, – обратилась Джоан к Александру. – Свежая одежда в шкафу. Его Высочество подойдет сразу после того, как вы закончите с ужином. Набирайтесь сил. Вас ждет разговор с ним.

– Почему вы так добры ко мне?

– Не я, а он. Я лишь выполняю приказ. – Она шагнула в коридор и схватилась за обе ручки двери. – Его Высочество проявил милосердие, и это достойно уважения всех слуг, включая моего. Но мы все же надеемся, что вы действительно невиновны в организации этой страшной войны. Будьте спокойны. Мы позаботимся, чтобы никто не узнал о вашем пребывании здесь, и защитим, если понадобится.

Не отрывая от него глаз, она закрыла дверь, села в кресло у окна в коридоре и вытащила из кармана юбки небольшой планшет, на котором вся комната Александра была как на ладони.

– Самой не противно ему помогать? – процедила Джин сквозь зубы. Все это время она ждала у окна.

– Я выполняю приказ, – невозмутимо ответила Джоан. – А ты разве нет?

– Не могу поверить, что он спасает того, кто напал на его страну.

– Таково его решение.

– Легко тебе говорить. Это не твоя семья осталась без дома и вынуждена ютиться в лагерях для беженцев.

Джоан смерила ее оценивающим взглядом, не выражавшим ни капли сочувствия.

– Твоя неприязнь к нему может привести к проблемам? Мне стоит опасаться?

Джин опустила мечущийся взгляд.

– Нет.

– Вот и хорошо. – Вместе они направились к лестнице. – Раз ты так ненавидишь его, я не буду привлекать тебя к взаимодействию с ним. Он здесь, чтобы дожить до суда и ответить за все. Разве не этого все хотят?

– Да, – сдавленно ответила Джин.

Тем временем Александр осмотрелся. Происходящее все еще не укладывалось в его голове. Да и то, что предшествовало этому.

Смерть Каспара, Катрин, убийство Делинды, трагическая гибель Анджеллины, конец войны… и вот он арестован.

Как это было странно – знать обо всем вышеперечисленном, но упорно не воспринимать. Ничего не идентифицировать потухшим сознанием. Испытывать боль, задыхаться от слез, до конца не понимая, отчего так. Место в сердце после гибели Каспара еще не пустовало. В голове мясорубка, словно в нее накидали лезвий и хорошенько встряхнули. Как тогда, когда он увидел фото мертвых Каспара и Катрин, ощутил рвущую сердце боль от потери, а затем все это вдруг ушло куда-то в глубь, недосягаемую для сознания. Вместо этого он стал убеждать себя в том, что увиденное – неправда. Что ничего не было. Привиделось. Но, услышав