же раскололся. И едва они учуяли в доме сыщика, Клозен был обречен.

Френч поглядел на Мэглешена.

— Что скажешь по этому поводу?

— Могло быть и так, — буркнул Мэглешен.

— Допустим, что так и было, — согласился Френч, — но при чем же здесь Оррин Квест?

— Курить марихуану может кто угодно, — сказал я. — Особенно когда тоскливо, одиноко, тяжело на душе, нет работы. Но чувства от нее уродуются и притупляются. Притом на разных людей марихуана действует по-разному.

Одни становятся задиристыми, другие бесшабашными. Можно предположить, что Квест кого-то шантажировал и угрожал донести в полицию. Вполне возможно, что все три убийства связаны с шайкой торговцев наркотиками.

— Это не согласуется с тем, что у Квеста была спиленная пешня, — заметил Бейфус.

— По словам лейтенанта, пешни у него не было, — возразил я. — Так что, возможно, мне она просто померещилась. А может быть, она ему просто попалась под руку. Может, у доктора Лагарди все пешни такие. Есть у вас что-нибудь против него?

Бейфус покачал головой.

— Пока нет.

— Доктор не убил меня и, возможно, не убивал никого, — сказал я. — Квест говорил сестре, что работает у доктора Лагарди, но его преследуют какие-то гангстеры.

— Этот Лагарди, — спросил Френч, делая пометки в своем блокноте, — что ты знаешь о нем?

— Он имел практику в Кливленде. Обширную, в центре города. Видимо, у него есть причина скрываться в Бэй-Сити.

— В Кливленде, вот как? — протянул Френч и уставился в угол потолка.

Бейфус опустил глаза в свои бумаги. Мэглешен сказал:

— Небось, делал аборты. Я приглядывал за ним одним глазом.

— Каким? — мягко спросил Бейфус.

Мэглешен покраснел.

— Наверное, тем, который ничего не видел на Айдахо-стрит, — сказал Бейфус.

Мэглешен подскочил.

— Ну вот что, остряки, к вашему сведению, мы всего-навсего отделение полиции в маленьком городке. Иной раз хоть надвое разорвись. Тем не менее, мне нравится эта мысль насчет марихуаны. Она может значительно облегчить мне работу. Я немедленно займусь этой проблемой.

Он твердым шагом направился к двери и вышел. Френч глядел ему вслед.

Бейфус тоже. Когда дверь закрылась, они поглядели друг на друга.

— Держу пари, сегодня вечером они опять повторят облаву, — хмыкнул Бейфус.

Френч кивнул.

— В квартире над прачечной, — продолжал Бейфус. — Отправятся на пляж, заберут трех-четырех бродяг, сунут в эту квартиру, а потом, после облавы, представят фоторепортерам.

— Много болтаешь, Фред, — оборвал его Френч.

Бейфус усмехнулся и умолк. Френч спросил меня:

— Раз уж ты строишь догадки, что, по-твоему, искали в том номере отеля «Ван Нуйс»?

— Квитанцию на чемодан с марихуаной.

— Неплохо, — одобрил Френч. — А где могла бы находиться эта квитанция?

— Я думал об этом. Когда мы с Хиксом разговаривали в Бэй-Сити, он был без парика. Дома парик не носят. Но на кровати в отеле он лежал в парике.

Возможно, надел его не сам.

— Ну и что? — спросил Френч.

— Под париком вполне можно спрятать квитанцию.

— Прилепить клейкой лентой изнутри, — подхватил Френч. — Неплохая мысль.

Наступило молчание. Оранжевая красотка вновь принялась печатать. Я поглядел на свои ногти. Они могли быть и почище. После паузы Френч неторопливо сказал:

— Только не думай, что ты вне подозрений, Марлоу. Вернемся к догадкам. Почему ты решил, что доктор Лагарди жил в Кливленде?

— Я решил разобраться, что он собой представляет. Врач, если хочет практиковать, не может изменить фамилию. Пешня навела меня на мысль о Плаксе Мойере. Плакса Мойер действовал в Кливленде. Веселый Моу Стейн действовал в Кливленде. Правда, метод там был другой, но пешня все же остается пешней. Вы сами сказали, что ребята могут, поумнеть. А при этих шайках где-то на заднем плане всегда находится врач.

— Слишком надуманно, — не согласился Френч. — Слишком слабая связь.

— Если я укреплю ее, мне это пойдет на пользу?

— А сумеешь?

— Могу попытаться.

Френч вздохнул.

— С этой Орфамэй Квест все в порядке, — сказал он. — Я звонил ее матери в Канзас. Она действительно приехала сюда отыскивать брата. И действительно наняла для этого тебя. Отзывается Орфамэй о тебе хорошо. Но особых восторгов не выражает. Она действительно подозревала, что ее брат впутался во что-то нехорошее. Заработал ты что-нибудь на этом деле?

— Нет. Я вернул ей гонорар. У нее было мало денег.

— Значит, не придется платить подоходный налог с гонорара, — обрадовался Бейфус.

— Хватит об этом, — сказал Френч. — Следующий ход за окружным прокурором. А насколько я знаю Эндикотта, пока он обдумает как ходить, пройдет неделя.

И сделал жест в сторону двери. Я поднялся.

— Ничего, если я не буду уезжать из города?

Ответить они не потрудились.

Я стоял и смотрел на них. Ранка от пешни между лопатками засохла и горела, кожу вокруг нее стянуло. Щеки и губы ныли от удара не раз использованной перчаткой Мэглешена. Я словно бы находился глубоко под водой. Вода была темной, нечистой, и во рту ощущался соленый привкус.

Они сидели и смотрели на меня. Оранжевая красотка стучала на машинке.

Происходящее здесь впечатляло ее не больше, чем ноги балерин балетмейстера. У Кристи с Бейфусом были спокойные обветренные лица здоровых закаленных мужчин. Глаза же, как всегда у полицейских, были хмурыми и серыми, словно замерзающая вода. Плотно сжатые губы, жесткие морщинки в уголках глаз, твердый, пустой, бессмысленный взгляд, не совсем уж жестокий и отнюдь не любезный. Неброская одежда из магазина готового платья, носимая без шика, с каким-то пренебрежением: облик людей небогатых, но все же гордящихся своей властью, всегда ищущих способа проявить ее, причинить тебе боль и с усмешкой смотреть, как ты корчишься, безжалостных без злобы, без жестокости и вместе с тем иногда добрых. А какими еще им быть? Цивилизация для них — пустой звук. В ней они видели только изъяны, грязь, отбросы, отклонения и неприязнь.

— Ну чего стоишь? — резко спросил Бейфус. — Ждешь крепкого слюнявого поцелуя? Не можешь остроумно ответить? Жаль.

Голос его стал усталым и скучным. Он нахмурился и взял со стола карандаш. Быстро разломил его пополам и обе половинки положил на ладонь.

— Вот так и ты отломись от нас, — негромко сказал он. На его лице не было и тени улыбки. — Ступай улаживать свои дела. Как, по-твоему, на кой черт мы тебя отпускаем? Мэглешен дал тебе отсрочку. Используй ее.

Я поднял руку и потер губу. Во рту у меня было слишком много зубов.

Бейфус перевел взгляд на стол, взял какую-то бумагу и стал читать ее.

Кристи Френч развернулся вместе с креслом, положил ноги на стол и уставился в открытое окно на стоянку автомобилей. Оранжевая красотка перестала печатать. В комнате неожиданно воцарилась тяжелая, вязкая тишина. Раздвигая эту тишину, словно