Даже министр иностранных дел Британии, консерватор по своим убеждениям, отправил в Стамбул телеграмму, в которой писал, что «повторение подобных преступлений станет для Порты более разрушительным, чем военное поражение», и заявлял, что «всякое сочувствие, которое до этого Великобритания испытывала к Турции, было полностью уничтожено прискорбными событиями в Болгарии». Посол Британии в Стамбуле Генри Элиот I без обиняков заявил, что «мы поддерживали нацию, которой нет места среди цивилизованных народов, ибо руководствовались принципом: не важно, сколько погибло болгар, лишь бы не пострадали интересы Британии».

Отношение британской публики к турецкому правительству стало теперь совсем иным, чем перед Крымской войной; бывший член кабинета Абердина стал теперь главным противником Турции. «Даже если Россия объявит Порте войну, – заявлял лорд Дерби, – правительство ее величества будет считать, что вмешательство (Британии) практически невозможно».

Один турецкий чиновник, осознав, когда стало уже слишком поздно, все политическое значение резни в Батаке, спросил одного из ее организаторов, сколько ему заплатила Россия за действия, которые дали ей повод совершить новую интервенцию ради спасения угнетаемых славян Балканского полуострова. Позже в Турецкой империи совершались преступления гораздо большего масштаба, но даже резня армян 1915 года не оказала такого влияния на политиков, как убийство жителей в селении Батак.

Однако резня христианских подданных султана возмутила западные правительства гораздо меньше, чем убийство одного из их собственных консулов. Повод для интервенции подало событие, случившееся в мае 1876 года. Несколько греков на вокзале в Салониках захватили болгарскую девицу сомнительного прошлого, которая приняла ислам; они сорвали с нее яшмак и отвезли в консульство США. Возмущенная толпа мусульман обрушила свой гнев на французского и немецкого консулов (причем последний был подданным Британии), насильно заперла их в мечети, а 6 мая они были зарезаны. Шесть убийц были тут же повешены, но всем стало ясно, что беспорядки не ограничиваются одной провинцией.

Национальная партия в Стамбуле, недовольная поведением великого визиря, которого считали русофилом, подняла крик: «Турция – для турок», а несколько тысяч софтов, или студентов-теологов, заставили султана уволить этого министра.

В залив Безика вошел английский флот; 29 мая новый великий визирь и его сторонники, получившие от шейх-уль-ислама фетву, требовавшую низложить Абдул-Азиза из-за его неспособности руководить, объявили трон свободным и на следующий день провозгласили султаном его племянника под именем Мурад V. Через четыре дня Абдул-Азиз скончался, и опасность его реставрации отпала. Причина его смерти осталась неизвестной; пять лет спустя Мидхат-паша и другие были отданы под суд и обвинены в убийстве султана; но суд, проводимый Йилдызе, был насмешкой над правосудием, и доктор Диксон, который жил в Стамбуле и видел тело умершего султана, сообщил автору этой книги, что Абдул-Азиз совершил самоубийство, перерезав себе артерии ножницами.

Устранение дяди, впрочем, не помогло Мураду V удержаться на троне. Неожиданно свалившаяся на него власть после трагического конца Абдул-Азиза повлияла на его разум, и так не очень крепкий. Национальная партия вскоре вынуждена была признать, что это не тот человек, который сможет руководить империей во времена больших бедствий. 31 августа Мурад V, в свою очередь, был сброшен с трона, и на него уселся его брат Абдул-Хамид II. Мурад уехал во дворец Чыраган, стоявший на берегу Босфора, где его дядя принял свою смерть. Мурад жил пленником в этом дворце до своей смерти в 1904 году, а его женам разрешено было покинуть это страшное место лишь в 1908 году. Их изолировали от мира на целых тридцать лет.

Редко какой султан начинал свое правление в такой тяжелой ситуации, какая досталась умелому дипломату Абдул-Хамиду II. Босния и Герцеговина были охвачены восстанием, в Сербии и Черногории шла война. Сербской армией, усиленной добровольцами, командовал русский генерал Черняев, который планировал вторгнуться на территорию Турции с северо-запада (по долине Южной Моравы) и с севера (по долине Тимока), одновременно отправив часть своих сил к границам Боснии и санджака Нови-Пазар (Новопазарского санджака). Однако этот план сорвался из-за слабости сербского войска. В отличие от черногорцев, князь которых преследовал совсем иные цели, чем сербский князь, целых два поколения сербов жили в мире со своими прежними господами; равняться с турками на поле боя сербы не могли. Болгары, напуганные турецкой резней, не восстали, как ожидали многие, и болгарский легион в беспорядке отступил. Турки перешли в наступление, 30 июля осадили и в августе взяли Княжевац. 29 сентября Черняев начал наступление на левом берегу Южной Моравы. Однако турки в битве при Алексинаце разбили сербскую армию.

Но тут вмешался русский царь и спас Сербию от разгрома. Русский посол в Турции передал 31 октября Порте ультиматум от имени Александра II, в котором потребовал заключить в течение 48 часов перемирие с Сербией и Черногорией[84]. Турецкое правительство уступило, и 1 ноября было подписано перемирие на два месяца, которое позже было продлено до 1 марта 1877 года, когда Милан заключил с султаном мир. В войне 1876 года Сербия ничего не приобрела, но ничего и не потеряла; ее территория не уменьшилась, и ей не пришлось платить контрибуцию.

А тем временем черногорцы воевали с большим успехом, чем их сербские союзники. Армия Черногории была разделена надвое – одно войско сражалось на севере, а часть другой, под командованием самого князя, вторглась в Герцеговину. Другая часть второго войска, которой командовал Бойо Петрович, кузен князя и будущий премьер-министр Черногории, стояла на границе с Албанией. Северное войско у селения Вучидол разгромило турок, которые понесли большие потери, а авангард дошел до старого замка князя Стефана, стоявшего всего лишь в нескольких километрах от Мостара. Однако австрийский военный атташе предупредил князя, чтобы он не входил в столицу Герцеговины, к тому же плохие новости с юга заставили князя Черногории поспешить на защиту своей страны. Здесь он узнал, что его кузен дважды разбил врага у Медуна, неподалеку от Подгорицы. Вторая победа черногорцев под Данилоградом в долине Зеты и капитуляция Медуна завершили кампанию 1876 года.

Черногория заключила перемирие с Портой на основе uti possidetis[85], а Бойо Петрович отправился в Стамбул вести переговоры о мире, получив инструкции просить об увеличении территории и сдаче турецкой крепости Спуж. Порта соглашалась отдать Спуж, в то время как две адриатические державы, Австрия и Италия, возражали против этого. Турция, однако, не захотела отдавать крепость Никшич, в результате чего князь отозвал своего посла и стал готовиться к новой войне.

Европейская дипломатия не сидела сложа руки, пока Сербия и Черногория сохраняли перемирие с Турцией. Несмотря на отправку британского флота в Безикскую бухту у острова Тенедос (Безджаида) и воинственный тон речей лорда Биконсфилда, лорд Солсбери, наименьший шовинист среди министров-консерваторов, отправился на конференцию держав, посвященную восточному вопросу, которая состоялась в Стамбуле в декабре. Он должен был представлять Великобританию и надеялся изменить отношение британского посла, который симпатизировал туркам.