Видишь какое-нибудь разграничение? – спросил он Кэрол.

Чуть заметное. Что это означает?

Это может означать, что мы следуем через большое количество кластеров. Пролетаем над огромной ментальной территорией. Страна сжалась. Возможно, Голдсмит упорядочивает все свои элементы, объединяет. Не могу себе представить почему… Но голая пустыня занимает очень значительную часть доступной территории.

Он готовится к обороне? – спросила Кэрол.

Не знаю.

Они пересекали пустыню беспрецедентно долгое субъективное время. Ощущение времени в Стране зависело от плотности воспринимаемых деталей на любой данной территории. Если были только повторы, как в этой бескрайней пустыне, время могло растягиваться почти бесконечно. Секунды или доли секунд внешнего мира или по часам инструментария здесь могли вырастать в часы.

Скука, сказала Кэрол.

Смертная, согласился Мартин. Возможно, нам придется перебирать кластеры или каналы вручную.

Давай не будем торопиться. Мы ведь что-то узнаём, не так ли?

Мы узнаём, что сознание Голдсмита невероятно сжалось, сказал Мартин. Вся эта пустота.

Что, если здесь больше ничего нет? – спросила Кэрол, поворачиваясь к нему. За ней оставалась череда черных послеобразов. Глаза у Кэрол были ярко-синими. Он представил себе, а затем и увидел, как ее глаза становятся частью неглубокой лагуны. Лагуна растекалась вокруг ее образа, и наконец он уже едва видел Кэрол сквозь водную рябь. Мартин отогнал эту фантазию, и та распалась в пыль, оставшуюся позади Кэрол вместе с ее послеобразами.

Не бывает совершенно пустых.

Даже массовый убийца? – спросила Кэрол.

Даже он. Поверь. Психически невозможно.

Но что если мы не на том уровне? Не на начальном.

С этим Мартин тоже не согласился. Терпение.

Терпение, терпение, возразила Кэрол. Во время прошлых проникновений Кэрол становилась по-детски восторженной, почти несдержанной, еще до того, как начиналась их настоящая работа. Сейчас он воспринимал ее как духа огня, женственного Ариэля или ифрита пустыни. Он подавил эту фантазию прежде, чем она смогла проявиться.

Используй это время, чтобы приспособиться к здешним правилам, предложил Мартин.

Ты пожираешь меня взглядом, сказала Кэрол. Я видела эту лагуну. И едва не намокла.

Хотелось бы, сказал Мартин.

Она нахмурилась.

Чувствую, приближается изменение. А ты?

Да. Он подтянул к себе инструментарий и посмотрел на таймер. Тридцать секунд. За это время они могли полностью пересечь половину точек, нанесенных на карту Марджери при сканировании всех гипоталамических локусов Голдсмита. Возможно, им придется сделать несколько кругов по всем каналам, чтобы найти то, что им нужно… Но у всех прошлых субъектов исследования центральный город никогда не ускользал от них.

Там что-то есть, сказал Мартин, указывая вперед. Там, где сходились бесконечные шоссе, небо сделалось не пыльно-голубым, а черным с примесью серо-оранжевого.

Похоже на бурю, сказала Кэрол.

Мартину эта картина напоминала зарево в ночи – отблески пламени в заводской печи или в охваченном пожаром далеком городе. Вид совсем не гостеприимный. Синее небо постепенно чернело с отчетливым воющим звуком, словно далекие механизмы спускали над заревом некую завесу. Однако над шоссе там, где они летели, оставался вроде бы тот же дневной свет, что и раньше. Доменный блеск впереди пульсировал и перемещался туда-сюда, словно бы отражая красные молнии.

У Мартина никогда не было повода опасаться Страны; но, увидев это зарево, он засомневался. Во всех предыдущих случаях города бывали оживленными, а то и прекрасными, никогда не страшными; этот мог быть вратами в ад.

Пойдем туда вместе, предложила Кэрол.

Пожалуй, хотя бы сначала, согласился Мартин.

Не по себе?

Ты знаешь, черт побери, что я чувствую, ответил Мартин. Ты тоже волнуешься.

Нет буфера, сказала она со вздохом. Затем перевернулась, как прирожденная воздушная танцовщица, и указала пальцем на землю. Здесь у всех у нас могут быть кошмары.

Весь прежний опыт Мартина убедил его, что в Стране ему не причинят никакого вреда; с другой стороны, их прямая связь с ментальным символизмом Голдсмита могла привести к значительным нарушениям в их собственном внутреннем ландшафте. Эффект почти наверняка будет не постоянным – но и не приятным, если судить по тому, что их сейчас окружало.

Небо вокруг них заполнило живое свечение. Боковые шоссе разошлись в разные стороны, огибая с боков огромный каньон, у которого исследователи могли видеть только ближний край и дальнюю сторону. Они остались на прямой центральной дороге. Их обволок звук – непрерывный рокот, словно бы множества барабанов или машин, такой осязаемый, что они видели пульсирующие волны, прокатывающиеся по ним и по асфальту дороги.

Мы движемся прямо за край, заметил Мартин.

Они замедлились и проплыли над неровной грудой гладких валунов, тянущейся вдоль края каньона.

Должно быть, это оно, сказала Кэрол. Каньон представлял собой выложенную кристаллами яму; если присмотреться, кристаллы становились зданиями всевозможных форм и размеров, вздымающимися со дна каньона и образующими цепь небоскребов в манхэттенском духе. Город раскинулся, наверное, на сотни километров, устроенный с бесконечной выдумкой и тщательностью, шедевр ментальной архитектуры.

Никогда не видел ничего подобного, сказал Мартин. От Кэрол веяло тем же ошеломлением и замешательством, смешанными с благоговением.

Здания мерцали в ритмических вспышках света, бьющего от центрального хребта к самым дальним строениям, громоздящимся под краями каньона. Раз, два, три – пых; свечение, выстреливающее из мириад крошечных окошек в темноте наверху: мерцающие угли в гаснущем костре; звезды в галактике, связанные каким-то невероятным жизненным ритмом.

Это великолепно, сказала Кэрол. Разве оно может быть нарушением?

Мы здесь именно для того, чтобы разобраться в этом.

Переживание было острее, чем в настоящей жизни; качество видения и чувствования – галлюцинаторным, да так и должно было быть; они видели не фильтрованный, цензурированный, скомпонованный и урезанный продукт мышления/восприятия; они видели саму основу всей мысли и человеческой сути.

Мартина вдруг захлестнула радость; радость, возникшая из страха, который он ощущал раньше, радость оттого, что нет никакого буфера, радость оттого, что они с Кэрол – у порога чудесной тайны, совершенно неизведанной. Никто, даже Голдсмит, не знал, что это существует, только они.

Отдаю тебе твой инструментарий, сказал Мартин. Но нам следует какое-то время продолжать исследование вместе, пока не разберемся, с чем имеем дело.

Кэрол протянула руку и забрала свою коробочку. (Удовлетворение, самодисциплина, сосредоточенность.) Это потрясающе. Здесь все.