— Возможно, — согласился Гай, слегка передернувшись при мысли, что хотя бы половина из услышанного вполне может оказаться правдой. — Но я постараюсь как-нибудь пережить эти неурядицы. Все идущие в Палестину заранее знали, что их путь не будет устлан коврами и розами.

— Ну-ну, — презрительно хмыкнул мессир де Гонтар. — Я с удовольствием послушаю, что вы будете говорить спустя полгода. Будет познавательно взглянуть, как быстро меняются людские ценности, — он поднял голову и прислушался к чему-то, недоступному Гаю. — Не смею больше отнимать ваше драгоценное время.

— И все? — опешил сэр Гисборн.

— Я ведь не странствующий торговец, — снисходительно проговорил гость, поднимаясь. — Предоставляю вас вашей собственной судьбе. Если вы достаточно разумны, найдете выход и без моих подсказок.

— А… А можно вас спросить? — отважился Гай, тоже выбираясь из-за стола. — Скажите, семейство де Транкавель… они катары? То есть эти, «сочувствующие»? Вы поэтому оказываете им покровительство? Они признают вас равным с…

— Понятия не имею, — равнодушно отозвался мессир де Гонтар, привычным жестом поправляя свой роскошный берет. — Меня не интересуют мелочи наподобие вероисповедания. Я обращаю внимание лишь на образ мыслей, хоть немного разнящийся с общественным. С этой точки зрения благородное семейство графа Редэ выгодно отличается от прочих смертных. У них всегда хватало смелости иметь собственное мнение и отстаивать его. Кроме того, ваша всепрощающая и всемилостивейшая Церковь нанесла им глубочайшее оскорбление, которое не забывается даже по истечении нескольких веков и смывается не одним потоком крови.

— Вы имеете в виду короля Дагоберта? — догадался сэр Гисборн. — Значит, легенда говорила правду?

— Я имею в виду убийство короля Дагоберта во имя интересов Рима, — голосом прожженного крючкотвора-законника уточнил гость. — Папе угодно было видеть на престоле будущей Франции своего ставленника, и Меровингов хладнокровно принесли в жертву. Как, по-вашему, это называется? Молчите? Правильно делаете. Честно говоря, не понимаю, почему де Транкавели так долго ничего не предпринимали, ибо в их смирение мне верится меньше всего. Что же до правды… Никому не известно, какова она, эта самая правда, которой вы так рьяно доискиваетесь. Но, если хотите знать, убеждения семейства де Транкавель в своем праве на трон имеют под собой самое веское доказательство.

— Книга, — отчетливо проговорил Гай. — У них есть Книга. Мы ее видели. Книга-Апокриф, рассказывающая историю их рода.

— Ну и что? — якобы непонимающе дернул плечом мессир де Гонтар. — В каждом семействе хранятся фамильные летописи и пожелтевшие скелеты в сундуках. Кстати, — он бросил короткий, острый взгляд в сторону запертых створок соседней комнаты. — Все же позвольте дать вам на прощение один совет. На вашем месте я бы не принимал так близко к сердцу досадное происшествие с вашим другом и постарался бы растолковать ему на будущее, что охота за чужими тайнами порой становится чрезвычайно опасной. Он доселе не расплатился со своими предыдущими долгами, чтобы погрязнуть в новых.

— Какими долгами? — растерянно спросил сэр Гисборн.

— Теми, что преследуют его и ночью, и днем, — последовал туманный ответ. — У каждого из вас в душе есть накрепко запертый темный чулан, в который не допускаются родные, друзья и исповедники. Спросите у своего приятеля, какие сокровища он хранит в этом чулане. А вот ваш Франческо, сам того не подозревая, только что, по незнанию, спас мессиру Дугалу жизнь, но вместе с ней даровал величайшее проклятие. Ах, малыш, если б он предполагал, что именно нашел… Прощайте, Гай. Удачи не желаю, но и беды — тоже…

Дверь открылась и бесшумно закрылась. Гай стоял посреди комнаты, туповато взирая на коричневые, покрытые начавшим шелушиться лаком доски, и медленно повторяя про себя: «Я только что разговаривал с тем, кого именуют Князем Ночи, и все еще жив. Мало того, он не пытался купить у меня душу или перетянуть на свою сторону. Такое чувство, будто ему просто захотелось лично разузнать, что представляет из себя некий Гай Гисборн и годится ли он для его целей. Он узнал и ушел. Господи, подскажи, как мне дальше жить с этими воспоминаниям?»

В коридоре зазвучали быстрые шаги нескольких человек, кто-то торопливо ударил кулаком по створкам и, не дожидаясь приглашения, ворвался внутрь. Гай успел подумать: должно быть, возвращающийся Франческо и мистрисс Изабель, а может, и леди Бланка. Хорошо бы они привели лекаря.

Он угадал наполовину. Вслед за откровенно встревоженной мистрисс Уэстмор в комнату вошел молодой человек со скуластым, маловыразительным лицом, обтянутым желтоватой кожей, и равнодушным взглядом — средний из братьев де Транкавель, мессир Тьерри.

10 октября 1189 года, ближе к вечеру.

Замок Ренн-ле-Шато, предгорья Пиренеев.

Заговорили они одновременно.

— Где Дугал? — почти выкрикнула мистрисс Изабель. — Меня не выпускали, я только сейчас смогла улизнуть… Что он натворил и куда смотрели вы, Гай?

— Вы вообще догадываетесь, насколько увязли в неприятностях? — лениво и несколько сонно осведомился мессир Тьерри.

— Отпустите даму, — Гай помрачнел, заметив, что Тьерри вежливо, но твердо удерживает девушку за отведенные назад локти.

— Мера предосторожности, — невозмутимо объяснил молодой человек, не торопясь ослаблять хватку. — Видите ли, я очень дорожу своей жизнью и не хотел бы заполучить между ребрами десять дюймов хорошей английской стали. Знаете, меня весьма впечатлили рассказы перепуганных свидетелей о том, как сия невинная девица обращается со стилетом. Вы не могли бы убедить ее оставить попытки прикончить меня?

— Она будет вести себя доброжелательно, — рыцарски пообещал сэр Гисборн, хотя и не был уверен, что может абсолютно поручиться за свою знакомую. — Ведь так? — Изабель высокомерно кивнула. Отпущенная на свободу, сердито фыркнула и, не спрашивая разрешения, юркнула за двери спальни.

— На редкость целеустремленная личность, — высказал свое мнение Тьерри, присаживаясь за стол, хотя его никто не приглашал. Оглядевшись по сторонам, слегка удивился: — Обычно в этих помещениях намного теплее. Ветер переменился, что ли? — и, понизив голос, деловито уточнил: — Кто из вас вчера учинил драку с Гиллемом и его дружками? Мальчик-итальянец, верно? Не волнуйтесь, мстить не собираюсь. Эта свинья Гиллем давно напрашивается на хорошую трепку. В замке и в окрестностях полно сговорчивых девчонок, так нет же, у него интересы особенные…

Он замолчал и ехидно хмыкнул, увидев явственное отвращение на лице Гая. Из соседней комнаты, аккуратно притворив за собой дверь, вышла Изабель и устало присела на краешек табурета, шепотом спросив:

— Кто его отделал?

— Франческо считает, что волкодлак, — отчетливо проговорил сэр Гисборн, исподтишка наблюдая за бесстрастной физиономией Тьерри де Транкавеля. На ней ничего не отразилось — ни опасения перед возможным разоблачением, ни тревоги. — Мессир Бернардоне также полагает, будто Дугал поймал это существо, но был вынужден отпустить, дабы не погибнуть самому. Признаться, я с ним согласен.