чувствуют себя, словно на даче. Молодёжь захватили гаджеты. Рабочий люд обычно стоит в проходе и ждёт — может быть, освободится местечко. Люди, люди, толстые, худые, сумки, руки, блондины, брюнеты, лысые, шикарные шевелюры, платок. Какой знакомый платок. Точно. Его ни с чем нельзя перепутать. Опускаю взгляд на лицо. Знакомые черты. Так и хочется подойти, поздороваться.

Татарские бабульки. Наверно, каждый народ узнает своих по каким-то только им заметным чертам. Конечно, я не говорю про народы с ярко выраженной национальной окраской, не в обиду им сказано. Другое дело — это татарки. Точнее, татарские бабульки. Может потому, что они внешне мало отличаются от титульной нации — русских. Или, скажем так, не слишком отличаются. Ведь не зря сказано, что в каждом русском, если его хорошенько потереть, можно найти татарина. Иной раз думаешь — точно "родня", ан, нет. Стоит сказать пару слов, и сразу ясно — пскопские. Впрочем, и не надо пары слов. Достаточно посмотреть. Татарские бабушки носят платки. Велико дело, скажете вы, и будете правы. И все же нет. Они носят не просто платки. Татарские платки. Эти женские головные уборы у татарских бабушек отличаются. Причём отличаются настолько, что я сразу могу подойти и без лишнего предисловия поздороваться: исǝнме сез, что является аналогом русского, «здравствуйте», то есть приветствием. Впрочем, здравствуйте — это пожелание здоровья, а на татарском вы спрашиваете: здоровы ли вы, проявляете заботу. Вдумайтесь, не просто пожелание здоровья, а именно интерес к ближнему, забота, что является национальной чертой татарина. Вы удивитесь? Конечно, в общебытовом понятии, что вы знаете о татарах: орда, Чингиз хан, дань. Из современных понятий, это хоккейный клуб "Салават Юлаев", но это у любителей спорта. Кстати, меня всегда раздражало, что при упоминании этого имени, скажем прямо — моего имени, сразу следует глупейшая фраза. Например, представьте такой разговор:

— Как вас зовут?

— Салават.

— Юлаев?

Почему, если сказать, допустим, Ваня, никто в ответ не спросит: Сусанин? Или на имя Саша не отреагирует: Македонский?..

— Вы сейчас выходите? — невысокая женщина нетерпеливо дёргала меня за рукав.

— Что? — переспросил я, возвращаясь с небес на землю.

— Вы выходите? — женщина начинала нервничать.

— Нет, нет. Проходите.

Несмотря на то, что несколько человек устремились к выходу, в вагоне свободней не стало, тем более сидячие места не освободились. Разочарованно вздохнув, я отыскал глазами тот платок, что увёл мои мысли далеко от мирской, или лучше сказать вагонной суеты…

Так вот вернёмся к татарам. Древний народ со своей культурой, письменностью, всеобщей грамотностью ещё в девятом веке. Древнее государство — Булгарское ханство. И, причем здесь орда или монгол Чингиз? Теперь вернёмся к бабушкам. А точнее, к их платкам. Эти платки, как пароль, как флаг. Почему? Рисунок на палатке такой, как у татарских бабушек не встретишь больше ни у кого. Откуда они берут эти платки? В Татарстане — ясно, но здесь, у нас, под Питером? Основной цвет синий, зелёный или оранжевый, а может бордовый. Но рисунок! Узоры, орнамент… Я не знаю, как они называются. Округлые узоры, цветы. Что-то похожее на роспись. И отличаются от других платков также, как, допустим, гжель от хохломы или, например, жостовская роспись от мезенской. Впрочем, зачем объяснять: татарские платки, и всё.

Если рисунок прост или не ярок, то платок, естественно, повседневный. Если же яркий рисунок, да ещё дополнен блестками, то держись, товарки. Платок на выход. Для особо торжественных случаев. И носиться будет с особой гордостью. Почти, как медаль.

Платочки на татарских бабушках. Сколько в них тепла и нежности. Может ещё потому, что все они пахнут детством. Напоминают нам о наших бабушках. Бабушка, на татарском «абикай» (во всяком случае, на моём наречии). По-моему, так и красивей, и нежнее. Разве можно забыть доброту их глаз, тепло их усталых рук. А их такой родной и тёплый голос, а если говорили на русском, то такой родной, нежный и смешной акцент. Я помню свою абикайку. Тёплый взгляд, натруженные руки. Всегда в платке. И морщинки. Да, морщинки. Такие милые, дорогие моему сердцу морщинки у глаз и вокруг губ. Может мне кажется, но такие морщинки можно также считать национальной чертой. Приложением к платку.

Сердце защемило от воспоминаний. Захотелось чего-нибудь такого родного и близкого. Из детства. Спеть, что ли. Дай Бог памяти, как там:

Кил, кил, кил,

Кил иркǝм, мин кѳтэм.

В горле запершило. Почти, как Штирлиц. Смешно.

Соŋлама, кил инде,

Елмаеп кѳл инде,

Сагындым, бǝгърем сине.

Простые слова: приди дорогой, я тебя жду, не откладывая в долгий ящик, приди…

Перевод — дел неблагодарное. Как можно передать смысл слов на другом языке. Приходится переделывать смысл под тот язык, на который переводишь. При этом теряется вся суть и красота текста. Не понимаю тех людей, кто, не зная языка, едва услышав пару слов подстрочного перевода, насмехаются над чужой культурой, при этом, не понимая, насколько их мироощущение обеднено тем, что они моноязычны. Ведь каждый язык имеет свою красоту, свою неповторимость, самобытность, которая растёт из самых корней нации.

Ну, вот. Хотел спеть, а потянуло на философию. И это всего-навсего от вида платка.

А как не вспомнить легендарную выпечку. Что там у меня, выросшего на пирогах и булочках моей бабушки. У моих друзей до сих пор туманит взгляд и вырабатывается слюна при одном воспоминании о домашнем сахаре. А, уж тем более, о пирогах и пярямячах, больше известными под названием беляш. У бабушек дом всегда полон запахом выпечки…

— Ты что, дальше едешь? — старый знакомый бодро хлопал меня по плечу.

Я посмотрел в окно. Действительно, моя станция. Быстро доехали. Поездка в электричке, как жизнь. Сначала дорога кажется долгой. Потом помечтаешь, поразмышляешь и вот уже твоя станция. Пора на выход…

Прощально посмотрел на платок. Его хозяйка осторожно поглаживала больную руку. Поток земляков, устремившийся к выходу, вынес меня на платформу. Но на душе ещё долго было тепло от нахлынувших ассоциаций и воспоминаний.

ЭКСКУРСИЯ

ПАЗик, бодро подпрыгивая, ехал по старой военной окружной дороге. Дорога настолько военная, что закрыта для передвижения гражданских лиц. И только небольшой участок Мга-Кировск представлял исключение, пожалуй, от того, что на нём не располагалось ни одной воинской части. Покрытие, выложенное из бетонных плит, дало ей соответствующее название — «бетонка». Собственно, автобус перескакивал с одной плиты на другую, считая стыки и ямы, образовавшиеся в этих самых плитах от времени и долгой эксплуатации.

Пассажиры ПАЗика — наш первый класс. Первая экскурсия с выездом за пределы посёлка.