– Юг и запад перекрыты. Восток будет перекрыт через пять минут. Прикажете начинать?

– Оставить. Только по команде.

– Есть.

– Завершайте и докладывайте.

– Есть.

Рано поседевший оперативник УФСБ – нажал на кнопку отбоя. Откинулся на сидении, закрыл глаза, стараясь не видеть. В машине – остро пахло оружием, смазкой и потом. Запах большой, очень большой беды…

– Товарищ полковник, прикажете выдвигаться? – не выдержал командир группы захвата.

Оперативник не ответил. Перед его глазами, на обратной стороне век плыли картины – маленькая девочка, в одних трусиках, испачканная сажей, бутылки со следами мочи – заложники в этой проклятой школе пили собственную мочу, обгоревшие, обвалившиеся стены. Шахидка… совсем молодая, обычно, когда подрываются, голова и лицо остаются мало поврежденными. Лет восемнадцать, оскаленная как волчонок – она не пожалела собственной жизни ради того, чтобы убить как можно больше людей…

Кто за это за все должен отвечать?

В кармане бился в агонии телефон – полковник не сразу понял, что это поставленный на вибровызов телефон. Он думал, что это бьется сердце…

– Михаил – назвал он свое имя.

– Виктор – отозвался собеседник – восток перекрыт. Объект в адресе.

– Ничего не предпринимать. Пойду лично.

– Есть

– Все, отбой.

Полковник посидел еще несколько секунд, закрыв глаза. Потом – достал из оперативной кобуры Стечкина, молча передал одному из бойцов. Больше оружия у него не было.

– Товарищ полковник, выдвигаемся?

Идиоты…

– Сидеть на месте.

Бойцы краснодарского отделения группы А, спешно переброшенные сюда для спецоперации – переглянулись.

– Товарищ полковник, объект особо опасен.

Полковник посмотрел прямо в глаза командиру спецгруппы – и много повидавшего капитана спецотряда передернуло. Таких глаз он не видели ни у кого, ни на гражданке, ни за два года службы в Грозном.

– Пошел в жопу.

Хлябнула боковая дверь. Полковник выбрался из машины и с силой закрыл ее.

Один из бойцов поймал взгляд командира, крутанул пальцем у виска – псих, конкретно с тормозов снялся. Командир кивнул головой – точно псих. Но приказ старшего по званию есть приказ…

* * *

Полковник шел легко, он вообще обладал талантом вписываться в любую, самую необычную обстановку. Он вырос на Кавказе и для него, русского – кавказские народы были родными. Он плыл в толпе как опытный пловец скупыми, сильными движениями рвет воду – уверенно, быстро. Вроде он и не торопился, в одном месте даже остановился послушать, о чем идет спор. Но у ворот садового товарищества – он был через несколько минут и никто не обернулся, никто не посмотрел ему в спину…

Базар… Кожаные куртки, разноязыкий гомон – превалирует русский, на Кавказе русский язык – язык межнационального общения, его знают все. Самодельные прилавки, тугие пучки зелени, мешки с картофелем, стоящие задом к покупателям машины, с которых продают овощи, мимолетный торг, объятья случайно встретившихся людей. Владикавказ – форпост русского влияния на Кавказе, даже название его – Владей Кавказом, Владикавказ. Беслан отсюда – в паре десятков километров. И черные платки на головах женщин на базаре – напоминают о случившейся беде.

Беде, за которую кто-то должен ответить. Только не те, кто на самом деле виноват.

Пройдя воротами садового товарищества, полковник свернул, пошел по неширокой, закатанной в асфальт улице, выискивая нужный поворот по номерам. Листья на деревьях пожелтели, но не опали, с участков тянуло дымком, доносились голоса. Неспешный и несуетный взгляд полковника перекатывался со стороны в сторону, оценивая и словно ощупывая все, что он видел. Стоящую в проулке Ладу – десятку, стоящую так, чтобы случись что газануть и перекрыть основную дорогу, мужика с корзинкой, сигаретный дым из зарослей. Все это не имело значения – потому что полковник твердо знал: тот, за кем они пришли – не побежит.

Гравий хрустел под ногами…

Нужный ему домик полковник нашел быстро – он был здесь всего один раз и под вечер, но запомнил, как запоминал все, что когда-либо видел или слышал. Садовыми участками эти места уже не были, люди строили настоящие дома, кое-где даже коттеджи на соединенных участках. Но здесь был именно домик – крепкий, прямой, как и его хозяин, покрытый начавшей шелушиться желтой краской. На участке ничего не было – только сорняки и несколько яблонь, приносящих давно никому не нужный урожай.

Полковник постучал в окно, постучал уверенно, не ожидая выстрела в лицо или взрыва гранаты – постучал просто, чтобы предупредить, что он здесь. Потом прошел к двери – она вела не в дом, а на веранду.

Дверь оказалась открыта. Полковник прошел внутрь, особо не стараясь таиться – просто он привык ходить тихо и по-другому не умел. В доме было тихо, но он чувствовал, как чувствует старый, опытный волкодав – в доме кто-то есть.

Внизу, в единственной большой комнате – никого не оказалось. В углу была узкая, винтовая лестница на второй этаж, в мансарду. Полковник ступил на нее, чувствуя как скрипят старые ступени.

Ису Гурдаева он нашел наверху, в мансарде. Чеченец сидел в старой, черной рубашке за накрытым столом. На столе – пистолет Макарова, четыре бутылки водки, две пустых, одна полупустая и одна полная, какая-то немудреная закусь – заветревшие лепешки, мясо. Остро пахло сивухой, водка была плохой, дешевой. Такой здесь полно – на всю Россию делают…

Полковник подвинул стул, присел на другой стороне стола. Не спрашиваясь, налил полный стакан водки, хлобыстнул без закуси – ему это было еще нужнее. Обожгло рот, глотку, до слез, в нос ударило мерзким ароматом сивухи. Волка провалилась в горло, покатилась по пищеводу обжигающей лавиной…

Гурдаев поднял на своего коллегу поразительно трезвые, жесткие, умные как у волка глаза.

– Исполнять пришел…

Полковник не ответил

– Давай… Лучше так, чем…

– Как это все получилось? – спросил полковник – как Ходов вышел из-под контроля? Ты что, ничего не знал?

Это было упреком чеченцу – старому, розыскному псу.

– Не знал – подтвердил чеченец – не знал.

Полковник неверяще покачал головой

– То есть как – не знал?!

– А вот так. Не знал – и все.

– Это Ходов вас обманул? Вас?!

– Обманул – подтвердил Гурдаев – обманул…

В случившееся сложно было поверить. На шахматной диске – Ходов был никем, пешкой, ему до линии ферзей было – как до Китая раком. Пешка не может быть королем и тем более – она не может быть гроссмейстером. Тем, кто принимает решения и передвигает фигуры на доске, решая, кем можно пожертвовать ради выигрыша партии. Ходов должен был всего лишь выманить из укрытия старого, хромого лиса – Шамиля Басаева. Но вместо этого – случился Беслан.