— Бутылка на танцах под проигрыватель, — продолжил я. — Дело не в том, что я ожидаю от вас выполнения всех правил, но почему вы ведете себя так глупо, когда их нарушаете? Джимми, если тебя поймают на пьянстве и вышвырнут из футбольной команды, что будет с твоей спортивной стипендией в Алабаме?

— Может, только отстранят от игр, — ответил он. — Этим все ограничится.

— Точно, и год ты не будешь играть. Тебе придется отрабатывать свои оценки. И тебе, Майк. Опять же, тебя выгонят из драматического кружка. Ты этого хочешь?

— Нет, сэр, — произнес он чуть ли не шепотом.

— А ты, Винс?

— Нет, мистер А. Абсолютно. Мы будем ставить эту пьесу с присяжными? Потому что, если мы…

— Разве ты не знаешь, что должен молчать, когда учитель отчитывает тебя?

— Знаю, сэр.

— В следующий раз поблажки не будет, но этот вечер — счастливый. Что вы сегодня получите, так это дельный совет: не поганьте свое будущее. Во всяком случае, из-за пинты «Пяти звезд» на школьных танцах, о которых через год не вспомните. Вы понимаете, о чем я?

— Да, сэр, — ответил Майк. — Извините меня.

— Меня тоже, — поддакнул Винс. — Абсолютно. — И, улыбаясь, перекрестился. Некоторые такие от рождения. Но ведь миру нужны остряки, чтобы оживлять жизнь, правда?

— Джим?

— Да, сэр. Пожалуйста, не говорите отцу.

— Само собой, это останется между нами. — Я оглядел их. — В следующем году, уже в колледже, вы найдете много мест, где можно выпить. Но не в нашей школе. Вы меня слышите?

На этот раз они хором ответили:

— Да, сэр.

— А теперь идите в зал. Выпейте пунша, чтобы от вас не пахло виски.

Они пошли. Я дал им время, потом последовал за ними, опустившими головы, засунувшими руки в карманы, пребывающими в глубоком раздумье. Но не в нашей школе, сказал я им. Нашей.

Приходите к нам и учите детей, услышал я от Мими. В этом ваше призвание.

2011 год никогда не казался таким далеким, как в тот вечер. Черт, Джейк Эппинг никогда не казался таким далеким. В самом сердце Техаса, в спортивном зале, превращенном в танцплощадку, звучал саксофон. Теплый ветерок дул сквозь ночь. Ударные поднимали со стульев, вовлекая в танец.

Думаю, именно тогда я решил, что уже не вернусь.

Хрипящий саксофон и бойкие ударные аккомпанировали группе «Даймондс». Песня называлась «Стролл». Детки этот танец не танцевали. Во всяком случае, не танцевали правильно.

Стролл стал первым танцем, который разучили мы с Кристи, когда начали посещать танцевальный класс вечером по четвергам. Это танец для двух пар, предназначенный для того, чтобы снять напряжение: каждая пара движется по коридору, образованному хлопающими парнями и девушками. Но, вернувшись в зал, я увидел совсем другое. Здесь юноши и девушки подходили друг к другу, обнявшись, делали полный оборот, словно вальсируя, разделялись, отходили на исходные позиции. И, разделившись, шли на каблуках, одновременно вращая бедрами. Получалось и приятно глазу, и сексуально.

Пока я наблюдал, стоя у стола с закусками, Майк, Джим и Винс присоединились к мужскому ряду. Винс ничего собой не представлял — слова, что он танцевал, как белый парень, прозвучали бы оскорблением для белых парней, — но Джим и Майк двигались, как спортсмены, можно сказать, с врожденной грацией. И очень скоро большинство девушек смотрело на них.

— Я уже начала волноваться! — крикнула Сейди, перекрывая музыку. — Все в порядке?

— Все отлично! — прокричал я в ответ. — Что это за танец?

— Мэдисон! Его весь месяц показывают по «Эстраде». Хочешь, чтобы я тебя поучила?

— Леди, — я взял ее за руку, — это я собираюсь поучить вас.

Детки увидели, что мы выходим на площадку, и освободили нам место, хлопая в ладоши и крича: «Так держать, мистер А!» и «Покажите ему, как это делается, миз Данхилл!» Сейди рассмеялась и поправила резинку на конском хвосте. Щеки горели румянцем, превращавшим ее в красавицу. Она отошла на каблуках, хлопая в ладоши и тряся плечами, как и другие девушки, потом двинулась в мои объятия, подняв голову и глядя мне в глаза. Я порадовался, что мне для этого хватает роста. Мы закружились, как жених и невеста на свадебном торте, потом разошлись. Я низко наклонился и повернулся на пальцах ног, вытянув руки перед собой, совсем как Эл Джолсон, поющий «Маму». Последовали новые аплодисменты и пронзительные вопли девушек. Я не выпендривался (ладно, может, самую малость). Просто мне нравилось танцевать. И давно уже не доводилось.

Песня закончилась. Рычащий сакс растворялся в рок-н-ролльном небытии, которое нашему юному диджею нравилось называть кладбищем бороздок, и мы уже уходили с танцплощадки.

— Господи, как же весело. — Сейди сжала мою руку. — С тобой весело.

Прежде чем я успел ответить, по громкой связи загремел голос Дональда:

— В честь присматривающих за нами, которые действительно умеют танцевать — впервые в истории нашей школы, — послание из прошлого, покинувшее хит-парады, но не наши сердца, то золото, что по-прежнему блестит, жемчужина из коллекции моего отца, который не знает, что я привез ее с собой, и если кто-нибудь из вас скажет ему, мне кранты. Врубайтесь, нынешние рокеры, так играли, когда мистер А и миз Ди учились в старшей школе!

Они все повернулись к нам, и… что ж…

Вы знаете, каково это, когда ночью, под открытым небом, видишь, как край облака освещается ярко-желтым, и знаешь, что через секунду-другую взойдет луна? Именно такое чувство испытал я в тот миг, стоя под чуть покачивающимися бумажными лентами в спортзале Денхолма. Я знал, какую сейчас услышу мелодию, я знал, что мы будем под нее танцевать, и я знал, как мы будем танцевать.

А потом мягко зазвучали духовые инструменты:

Ба-да-да… ба-да-да-ди-дам…

Оркестр Гленна Миллера. «В настроении».

Сейди закинула руку за голову и сдернула резинку с конского хвоста. Смеясь, принялась раскачиваться в такт музыке. Волосы скользили с одного плеча на другое.

— Ты умеешь танцевать свинг? — крикнул я, перекрывая музыку. Зная, что умеет. Зная, что станцует.

— Ты про линди-хоп? — спросила она.

— Именно.

— Ну…

— Давайте, мисс Данхилл! — воскликнула одна из девушек. — Мы хотим это увидеть! — А две ее подружки уже подталкивали Сейди ко мне.

Она мялась. Я крутанулся на триста шестьдесят градусов и протянул к ней руки. Детки радостно закричали, когда мы направились на танцплощадку. Освободили нам место. Я потянул Сейди к себе, и после мимолетного колебания она сделала полный оборот сначала направо, потом налево. Ее трапециевидный сарафан не стеснял движения ног. Мы танцевали ту самую разновидность линди, которую Ричи-Дичь и Бевви-На-Ели разучивали осенью 1958 года. Из фильма «Все кувырком». Естественно. Потому что прошлое находится в гармонии с собой.