Ответственность за других, подумала Анника и вгляделась во тьму. Ей показалось, что в домике что-то изменилось.

Она явственно увидела перед собой нежные личики Эллен и Калле, ощутила их шелковистые теплые головки, их сладкий запах.

«Скоро, — подумала она, — скоро я вас увижу».

Министр культуры успокоилась. Рыдания стихли.

Тишина стала еще более тягостной, чем раньше.

Только через несколько секунд до Анники дошло, в чем дело.

Ёран Нильссон перестал дышать.

Эта мысль молнией промелькнула в ее мозгу, она ощутила сильное покалывание в пальцах, из груди рвался стон. Это паника.

Через секунду Юнгве тяжело обвис, ноги его подкосились, голова беспомощно упала на плечо Анники.

— Будь оно все проклято! — закричала Анника. — Не умирай! Помогите, кто-нибудь, помогите!

Она не могла больше удерживать повисшего на ней мужчину, он, словно куча тряпья, свалился к ее ногам и окончательно потерял сознание.

— Помогите! — во все горло закричала она. — Помогите нам, кто-нибудь!

— Никто нам не поможет, — сказала Карина Бьёрнлунд.

— Помогите! — отчаянно закричала Анника и бросилась туда, где, как она думала, находилась дверь, но наткнулась на компрессор и ушибла колено о ржавое железо. — Помогите!

Откуда-то сзади до слуха Анники донеслись голоса, и она на мгновение испугалась, что ее посетили какие-то новые ангелы. Снаружи что-то говорили и кричали, голоса были человеческие, а через секунду раздался сильный стук в дверь.

— Эй! — крикнул из-за двери мужской голос. — Есть здесь кто-нибудь?

Анника повернулась на месте и посмотрела в темноте туда, откуда слышался голос.

— Да! — закричала она и споткнулась о лежавшего у ее ног Юнгве. — Да! Мы здесь, внутри! Мы заперты, помогите нам.

— Нам придется разрезать замок, — ответил из-за двери человек. — Это может занять какое-то время. Сколько вас?

— Четверо, — ответила Анника, — но думаю, что один человек уже умер. Второй уснул, и я никак не могу его разбудить. Поторопитесь!

— Я сбегаю за инструментом и тотчас вернусь, — ответил голос, и тут не выдержала Карина Бьёрнлунд.

— Нет! — закричала министр. — Не уходите, мне надо выйти отсюда, немедленно!

В темноте Анника нашла лежавшего на полу Юнгве. Он дышал резкими, прерывистыми толчками. Анника положила его прямо, легла рядом, перекатила безвольно обмякшее тело на себя, обернула полами куртки и принялась баюкать, как ребенка.

— Не умирай, только не умирай, — шептала она.

Так продолжалось до тех пор, пока она не услышала, как снаружи автогеном режут замок. Потом дверь распахнулась, и в глаза больно ударил свет автомобильных фар.

— Возьмите сначала его, — сказала Анника. — Мне кажется, что он вот-вот умрет.

Невидимые руки подняли лежавшего на ней человека, положили на носилки, которые поднялись в воздух и исчезли из поля зрения Анники.

— Как вы себя чувствуете? Можете встать?

Анника прищурилась и разглядела на фоне яркого света силуэт рослого полицейского.

— Со мной все нормально, — сказала она и встала на ноги.

Инспектор Форсберг внимательно посмотрел на нее:

— Сейчас вас на некоторое время отвезут в больницу для осмотра, а потом мне хотелось бы поговорить с вами уже в участке.

Анника, внезапно потеряв дар речи, молча кивнула. Не говоря ни слова, она ткнула пальцем в ту сторону, где лежал Ёран Нильссон. Рука Анники заметно дрожала.

— Вы так замерзли, что слышно, как у вас стучат зубы, — сказал Форсберг.

— Мне кажется, что он умер, — прошептала Анника.

Вернувшиеся медики скорой помощи подошли к Ёрану Нильссону и занялись его пульсом и дыханием.

— Думаю, что у него сломано бедро, — сказала Анника. — И он очень болен. Он сам говорил, что скоро умрет.

Медики положили тело Ёрана на носилки и быстро вынесли его из компрессорной.

Из тени, опираясь на руку одного из медиков, вышла Карина Бьёрнлунд. Лицо ее распухло от слез, из носа продолжала сочиться кровь.

Анника всмотрелась в опухшие глаза Карины.

Оказавшись рядом с журналисткой, та остановилась и тихо прошептала — так, чтобы никто не услышал:

— Я все расскажу сама. Можешь забыть об эксклюзивности.

И министр культуры, тяжело переставляя ноги, пошла на полянку, к свету, полицейским автомобилям и машинам скорой помощи.

* * *

У Форсберга оказалась масса неотложных дел на втором этаже желто-коричневого здания полицейского управления. Аннике пришлось ждать. Оцепенев, она сидела на стуле для посетителей, погруженная в свои мысли, и вздрогнула, когда открылась дверь инспекторского кабинета.

— Прошу прощения за то, что пришлось ждать. Кофе без молока и сахара, — произнес полицейский и поставил перед Анникой кружку горячего кофе. Потом он обошел письменный стол и уселся с другой стороны на крутящийся стул.

Анника, обжигая ладони, обхватила кружку, подула на кофе и сделала осторожный глоток.

Кофе из автомата, самого низкого сорта.

— Это допрос? — поинтересовалась она и отодвинула кружку.

Форсберг в это время рылся в ящике стола и ответил, не подняв головы:

— Можно назвать это допросом свидетеля. Куда я его дел? А, вот он!

С этими словами Форсберг извлек из ящика маленький магнитофон и множество шнуров. Он выпрямился, посмотрел в глаза Анники и улыбнулся.

— Похоже, что вы действительно не очень замерзли, — сказал он, внимательно взглянув Аннике в глаза.

Она отвела взгляд.

— Нет, замерзла, — сказала она, — но я умею правильно одеваться. Как остальные?

— Рагнвальд умер, как вы и думали. Юнгве Густафссон лежит в реанимации с переохлаждением — температура тела ниже двадцати восьми градусов. Но он пришел в себя. Вы знаете, что он — отец Линуса Густафссона, убитого мальчика?

Анника посмотрела на полицейского. В горле у нее встал ком, мешавший говорить, и она лишь покачала головой:

— Что с Кариной Бьёрнлунд?

— На лицо положили пластырь, к пяткам приложили холод. Расскажите, что, собственно, произошло?

Он наклонился и включил магнитофон.

— Будем все делать по правилам? — поинтересовалась Анника.

Полицейский задумчиво смотрел на Аннику несколько секунд, а потом начал с ее паспортных данных.

— Допрос свидетеля Анники Бенгтзон, — заговорил он, — проживающей в доме номер тридцать два на Хантверкаргатан в Стокгольме. Место допроса — полицейское управление, беседа началась… — он посмотрел на часы, — в двадцать два часа пятнадцать минут. Как получилось, что вы оказались в заброшенной компрессорной близ металлургического комбината в Лулео сегодня вечером?