развернул бумагу, там оказалось платье, синее летнее платье.

— Это для Тирзы. Я зашла на распродажу, а там как раз ее размер. Я подумала, ей же будет приятно, и оно ей наверняка пригодится.

Он улыбнулся:

— Спасибо тебе, это так мило. — Он рассмотрел платье. — Ей очень пойдет. И оно совершенно в ее вкусе, она любит такое.

Он тщательно завернул платье в бумагу, открыл чемодан. Под его косметичкой с туалетными принадлежностями как раз нашлось место для маленького свертка.

— Я тебе позвоню, — пообещал он, — как только прилечу.

Она быстро поцеловала его в правую щеку, но не стала возвращаться в сад, а пошла вместе с ним к двери.

— Все будет хорошо, — сказала она. — Все будет хорошо. Мы просто постарели, вот и переживаем за нашу девочку. Просто потому, что мы старые и нам нечем заняться.

— Да, — кивнул он. — Так и есть. Мы просто постарели. Возвращайся в сад. А то скоро опять начнется дождь. Погрейся пока на солнышке.

— Вот, — сказала она, — возьми с собой, — и протянула ему конверт.

Он нерешительно открыл его.

— Что там?

— Фотография. Я подумала: тебе же понадобится ее фотография.

Он достал из конверта снимок. Тирза незадолго до выпускных экзаменов, наверное всего за пару дней, а может, недели за две до них.

— Спасибо, — сказал он. — Спасибо тебе. Где ты ее нашла?

— У нее в комнате. Вдруг пригодится. Никогда не знаешь.

— Никогда не знаешь, — повторил он и сунул конверт во внутренний карман.

— Ты что-нибудь рассказал Иби? — спросила она.

— Я не рассказывал, — сказал он. — Я — нет. Я вообще не говорил с ней в последнее время.

Она вернулась в сад, а он остался на пороге. С собой у него были чемодан и портфель, а в нем — айпод, зарядка, ежедневник Тирзы и ее блокнот, рукопись азербайджанского автора и четыре простых карандаша.

Ему пришлось прождать такси еще не менее десяти минут. Мимо проходил сосед и поздоровался. Хофмейстер ходил туда-сюда по собственному порогу, как пойманный зверь по клетке. Багаж стоял рядом и ждал его. Его вещи как будто хотели ему что-то сказать, но он не понимал их.

На рейсе до Цюриха с ним рядом никто не сел, и ему даже удалось поспать, а вот в полете от Цюриха до Йоханнесбурга рядом уселись супруги-французы. Когда принесли еду, завязался разговор. Они летели в путешествие, хотели посмотреть Южную Африку, а он?

— Я еду навестить дочь, — ответил он на ломаном французском.

— В Йоханнесбурге?

— В Виндхуке. — Он стал резать на кусочки куриное филе.

Разговор сам собой выдохся.

После еды он вытащил рукопись и карандаши и начал по привычке читать.

В Йоханнесбурге ему пришлось ждать почти четыре часа. От усталости болела голова. Он заказал кофе, сел у окна с видом на летное поле и самолеты, но слишком беспокоился и не смог просидеть долго на одном месте.

Зажав под мышкой портфель, он отправился бродить по аэропорту. Тот оказался не слишком большим, особенно по сравнению со Схипхолом или аэропортом во Франкфурте.

Несколько раз он доставал из внутреннего кармана конверт и смотрел на фотографию своей солнечной царицы. В одном из магазинчиков он купил переходник, подходящий для розеток в Южной Африке и Намибии, и шляпу от солнца. Солнце там наверняка будет ярким. Он надел шляпу, посмотрел в зеркало и решил ее купить. Она шла Хофмейстеру, придавала ему какой-то шарм.

Теперь он стал мужчиной в шляпе.

К выходу на посадку он отправился очень загодя.

Стюардесса из наземного персонала сказала ему:

— Мы еще не начали посадку, подождите минут пятнадцать.

Он отошел на пару шагов и стал ждать.

Она посмотрела на него, эта девушка в форме, а потом спросила:

— Летите в Намибию в отпуск?

Он достал из кармана конверт.

— Я еду к моей дочери, — сказал он по-английски. И показал ей снимок.

— Какая красивая девочка, — улыбнулась она. — Вас можно поздравить с таким ребенком. У нее такие живые глаза.

Он тоже взглянул на снимок, вероятно, чтобы тоже убедиться в живости глаз Тирзы.

В автобусе, который вез пассажиров к самолету, он обратил внимание, что люди вокруг изменились. Они все еще были белыми, но это были уже другие белые. Другая одежда, другие лица, даже двигались они по-другому. Он слышал вокруг немецкую речь, люди говорили на африкаансе, на итальянском, кто-то — на английском.

В самолете он сидел рядом с итальянцем, который путешествовал с группой туристов. Итальянец изучал путеводитель и время от времени что-то подчеркивал шариковой ручкой.

К удивлению Хофмейстера, во время этого короткого перелета им тоже принесли обед. Мясо с бобами. Он съел лишь пару бобов, у него не было аппетита.

— Первый раз? — спросил итальянец, когда у них забрали подносы, на английском, который было почти невозможно разобрать.

— Что в первый раз?

— Африка? Первый раз?

— Первый раз, — кивнул Хофмейстер. — Это мой первый раз.

— Для меня, — сказал итальянец, — второй. Я люблю Африку.

Хофмейстер кивнул.

Он заснул, ему хотелось спать, хотелось долгого и глубокого сна. Впасть в зимнюю спячку, которая перешла бы туда, где отсутствует все живое и даже сама жизнь.

При посадке их сильно трясло. Хофмейстер не испугался, но от тряски его затошнило. Он испугался, что его вырвет, и вцепился в подлокотники кресла.

Они почти коснулись земли, и он посмотрел в иллюминатор в надежде увидеть город или хотя бы пару домов. Но увидел только пустыню. Пустыню самых разных цветов. Немного красного, немного серого.

Аэропорт Виндхука показался Хофмейстеру маленьким и даже немного трогательным.

Он достал с багажной полки свою шляпу, пропустил вперед других пассажиров. Он не торопился, в отличие от них.

На всем летном поле был всего один другой самолет, огромный серый гигант с надписью «Люфтваффе». Хофмейстер спустился по трапу и остановился. Вдохнул горячий воздух. Здесь ступила на землю Тирза, вот здесь она шла. Это Виндхук. Она должна быть где-то здесь, она хотела сюда.

Он поднял взгляд к небу. Кучевые пушистые облака, много облаков. Жара была вполне сносной. Сухая жара.

Отстояв минут десять в очереди и оказавшись перед полной дамой в форме, он протянул ей формуляр, который заполнил заранее в самолете.

— Цель вашего визита? — спросила она.

— Турист. — Он ведь подчеркнул эту строчку в формуляре. Она что, ему не верила?

Он достал из внутреннего кармана фотографию. Показал ей снимок.

— Моя дочь, — сказал он. — Хочу сделать ей сюрприз.

Она посмотрела на фотографию и поставила штамп в его паспорт.

У багажной ленты в маленьком и немного душном зале он вдруг понял, насколько