Эмпедоклом из Акраганта, что на Сицилии, жившим в V в. до н. э. Этими элементами были огонь, воздух, земля и вода, и считалось, что из них состоит все остальное, а все различия обусловлены разными пропорциями элементов в составе того или иного предмета.

Другим вопросом, всегда будоражившим умы мифотворцев, было место, занимаемое Землей во вселенной. Ионийцы приложили руку к поиску ответа и на него. Фалес предположил, что Земля плавает в воде, отчего, возможно, и происходят землетрясения. Анаксимандр более резко обошелся с общепринятыми представлениями, заявив, будто Земля представляет собой цилиндр, диаметр основания которого в три раза превышает высоту, ни на что не опирается и у нее нет причин для того, чтобы двигаться в том или ином направлении. Он также впервые высказал мнение о вращательном движении, подобном тому, которое совершает в жидкости водоворот, чтобы объяснить дифференциацию элементов внутри его неопределимой первоначальной субстанции, а значит, и происхождение мира в том виде, в котором он нам знаком. Четыре стихии Эмпедокла двигались под влиянием любви и ненависти (в рамках своей более сложной концепции Анаксагор считал движущей силой этих элементов «разум»). Для обоих мыслителей эти стихии были материальными, но хотя они в некотором роде приблизились к знанию о физических силах, дальнейшего развития эта концепция не получила. Число механистических гипотез о природе небесных тел увеличивалось, что, очевидно, порождало опасения сторонников традиционной религии. Типичной гипотезой, вызывавшей беспокойство простых людей, является предположение Анаксагора о том, что солнце представляет собой пылающий камень, по своим размерам превышающий Пелопоннес. В «Облаках» Аристофана Сократу несправедливо приписываются подобные астрономические взгляды и желание видеть в качестве верховного божества не Зевса, а Вихрь.

Все это образует дикую смесь, приводящую неподготовленного читателя в недоумение. Идеи, которые мы можем назвать научными, соседствовали с методами, совсем не похожими на принятые в современной науке. Первые мыслители были вынуждены разрабатывать собственную терминологию, что, однако, не является для нас серьезным препятствием. Когда Анаксимандр говорил, что элементы в его системе «поочередно вершат справедливость и получают друг от друга воздаяние за совершенную ими несправедливость», а Гераклит Эфесский в своем непонятном пассаже – о том, что «огонь превращается во все вещи, и все вещи превращаются в огонь, подобно тому как золото превращается в товары, а товары – в золото», социальная или экономическая метафора не мешает пониманию. В принципе любовь и ненависть Эмпедокла не менее научны, чем притяжение и отталкивание. Религиозные взгляды некоторых мыслителей также не представляют сложности. Эмпедокл был поэтом и чудаковатым пророком, а Пифагор – мистиком, последователи которого по уши втянулись в южноитальянскую политику, но это не значит, будто их преемники не могли основываться на достигнутых ими результатах. Проблему скорее представляла форма, которую принимала деятельность этих последователей.

Уже на раннем этапе умы греков стали занимать проблемы, связанные с логикой. Парменид из Элеи, что в Италии, в начале V в. до н. э. отрицал возможность перемен и движения, которые, несмотря ни на что, являются видимостью, в то время как знаменитые парадоксы его земляка и соратника Зенона в основном касались бесконечной делимости пространства, вызвали активное движение мысли, но заставили ее развиваться в специфическом направлении. Так, Анаксагор из Клазомен, что в Ионии, проведший большую часть своей жизни в Афинах и являвшийся другом Перикла, разработал сложную многосоставную систему, созданную, чтобы обеспечить возможность перехода одной субстанции в другую. Согласно его учению, во всех вещах присутствуют всевозможные элементы, или «семена», и характерные особенности каждой из них придает преобладающий элемент, но смесь может разниться, из-за чего происходят перемены. Более простой ответ на этот вопрос дали сторонники атомизма, первыми из которых во второй половине V в. до н. э. были Левкипп и Демокрит из Абдеры, что на фракийском побережье. Предположение о существовании мельчайшей частицы привело к возникновению логических парадоксов. Особенности стихии обусловлены формой и расположением атомов, слишком маленьких для того, чтобы мы могли их увидеть; чтобы в какой-то вещи произошли изменения, необходимо переставить атомы, из которых она состоит. Эти рассуждения оставались сугубо теоретическими. Они представляли собой попытки найти логическую схему, которая объясняла бы, почему мир таков, каким мы его видим. Судить о них следовало только исходя из их правдоподобности, не проводя экспериментов, способных помочь проверить правильность данных гипотез на практике. Другим примером стал вопрос о том, имеется ли теоретическая возможность существования вакуума, который занимал важное место в развернувшейся позднее дискуссии о природе вселенной. Вопросы о материи и устройстве мира поднимаются и в наше время, причем в менее доступной для понимания форме, но их обсуждение не препятствует проведению экспериментов.

Дело не в том, что греки полностью отказались от эмпирического подхода. Примечательно, что в медицинской школе, основанной Гиппократом с острова Кос в V в. до н. э., изо всех сил подчеркивали важность наблюдений. До нашего времени сохранились некоторые из составленных ими «медицинских справочников», в которых тщательно записывались симптомы большого числа пациентов. По мнению самого Гиппократа, это способствовало развитию медицинской науки в большей степени, чем непродуманные теории. Но не только врачи стремились к прогрессу, основываясь на знаниях, полученных эмпирическим путем. По крайней мере вначале имела место определенная готовность к практической демонстрации. К примеру, как Эмпедокл, так и Анаксагор были готовы к тому, чтобы доказать, что воздух является твердой субстанцией. Несмотря на это, то, что греки не проводили регулярных экспериментов в искусственно созданных лабораторных условиях, остается фактом, а ведь это единственный способ, с помощью которого можно было проверить их физические теории или серьезно заняться химической наукой. В целом они ограничивались наблюдением за теми природными явлениями, которые можно с легкостью наблюдать. Что касается достигнутого ими прогресса в астрономии, то они выяснили, что небо представляет собой своего рода природную лабораторию, в которой можно неопределенное количество раз наблюдать за повторяющимися явлениями. Мысль об использовании искусственных средств, чтобы обособить тот или иной феномен, или о проведении повторяющихся экспериментов появлялась у них в зачаточной форме или не возникала вовсе, и их догадки были связаны с качеством, а не с точным количеством.

Большая часть достижений была сделана до конца III в. до н. э. Древнегреческая наука завяла из-за недостаточного полива – нехватки практического применения, и, хотя математика могла легко развиваться в изоляции, даже эта область научного знания постепенно перестала занимать умы греков. Определенную роль в этом сыграли сложности, связанные с отсутствием точной системы записи, но более общими и важными причинами стали догматизм, свойственный последовавшей за этим эпохе эллинизма, и тенденция