— Сэр, я пришел к вам не только затем, чтобы сообщить о возвращении лейтенанта Хитча в Геттис. Как я уже говорил, я сын-солдат. И хотел бы служить в вашем полку.

Он приподнял бровь. Я заметил на ней своего рода клочковатый завиток.

— Это невозможно. Не обманывайся. Ты не годен к военной службе, — резко сообщил он.

Я шагнул к нему, в отчаянии протягивая рекомендацию Хитча.

— Сэр, вы моя последняя надежда, — прямо сказал я. — Если вы мне откажете, я не смогу исполнить предназначение доброго бога. Я прошу вас все обдумать. Вы можете использовать меня, как сочтете нужным. Я готов выполнять любые поручения. Я хочу лишь служить солдатом моему королю.

Казалось, его удивил мой пыл. Он взял листок бумаги, который я ему протянул. Пока он читал, то ли просто медленно, то ли несколько раз подряд, я думал над тем, что ему предложил. Это ли я имел в виду? Согласен ли я выполнять любую работу? Неужели мне по-прежнему так важно стать солдатом? Несколько дней назад я готов был начать новую жизнь и стать хозяином постоялого двора в Мертвом городе. Однако сейчас я стоял, отбросив гордость, с громко колотящимся в груди сердцем, перед этим чудаковатым человеком и отчаянно надеялся, что он примет меня на службу в свой захудалый полк.

Наконец он оторвался от записки Хитча, наклонился и аккуратно положил ее в камин. Сердце сжалось у меня в груди. Полковник выпрямился и обратился ко мне:

— Ты, похоже, произвел хорошее впечатление на моего разведчика. Не многим это удалось. Включая меня.

— Сэр, — только и ответил я, не подтверждая, но и не отрицая.

Он откинулся на спинку кресла и медленно выдохнул через нос. Потом поставил ноги, обутую и босую, на скамеечку перед собой.

— Здесь непросто удерживать людей. Многие умерли от чумы. Те, кто выжил, не отличаются крепким здоровьем и часто умирают от чего-то еще. Кто-то дезертирует. Другие так явно проявляют свою непригодность, что просто вынуждают меня их увольнять. Тем не менее я стараюсь придерживаться определенных критериев, отбирая тех, кто будет служить под моим началом. В обычных обстоятельствах я бы тебя не принял. Надеюсь, мне не нужно объяснять почему?

— Сэр, — повторил я по возможности ровным тоном.

Полковник не смотрел в мою сторону. Он внимательно разглядывал собственные ноги.

— Но обстоятельства необычны. — Он прочистил горло. — Мой разведчик редко меня о чем-то просит. Я его — гораздо чаще, и он обычно выполняет мои поручения. Я намерен ответить ему тем же.

Я затаил дыхание, не веря своей удаче. Полковник наконец повернул голову и посмотрел на меня.

— Как ты относишься к кладбищам»? — неожиданно спросил он.

Его голос звучал так, словно он спрашивал у маленькой девочки, какой у нее любимый цвет.

— К кладбищам, сэр?

— В Геттисе есть кладбище. Точнее, даже два. Старое расположено сразу за стеной форта. Оно меня не заботит. Затруднения возникли с новым, в часе езды отсюда. Когда несколько лет назад впервые началась эпидемия чумы, мой предшественник решил устроить новое кладбище в некотором отдалении от форта. Из-за запаха всех этих мертвых тел, понимаешь? Кстати, он и сам там похоронен. Вот почему теперь здесь командую я. Я выжил.

Он немного помолчал, широко улыбаясь, словно гордился тем, что догадался не умереть от чумы. Я не знал, что ему ответить, и счел за лучшее промолчать.

— Кладбище получилось довольно большим, особенно если учесть численность живого населения. Кроме того, оно новое. Когда там начали хоронить людей, никто не подумал, что кладбище будет сложно охранять. Я четырежды запрашивал средства и ремесленников, чтобы окружить его прочной каменной стеной со сторожевой башней. И четырежды мою просьбу проигнорировали. Наш король способен думать только о дороге. О своем тракте. И когда я прошу о средствах для постройки стены вокруг кладбища, он в ответ спрашивает, сколько миль дороги я проложил за последний сезон. Словно эти вещи взаимосвязаны.

Он помолчал, ожидая моей реакции. Когда стало ясно, что мне нечего сказать, полковник фыркнул.

— Я поручил своим людям охранять кладбище, — продолжил он. — Они долго не продержались. Трусы. И, как следствие, осквернения могил наших близких продолжаются.

— Осквернения, сэр?

— Да. Осквернения. Оскорбления. Надругательства. Чудовищное неуважение. Называй как хочешь. Они продолжаются. Ты можешь их остановить?

Полковник задумчиво пощипывал кончики своих усов. Я плохо понимал, чего он от меня хочет. Но в то же время не сомневался, что другой возможности мне уже не представится.

— Сэр, если я не смогу, я погибну, прилагая все усилия.

— О, лучше не надо. Придется копать еще одну могилу. Ладно. Тогда решено. И как раз вовремя!

Договаривал он, уже вскакивая с кресла, поскольку раздался стук. Полковник еще не успел подойти к двери, как она распахнулась. Вошел сержант с седельными сумками Хитча. Полковник жадно схватил их и тут же зарылся внутрь, вытащив тот самый сверток, который так бережно хранил Хитч.

— О, слава доброму богу, он цел и невредим! — воскликнул полковник.

Он перенес пакет к маленькому столику, освещенному пламенем камина. Я неловко замер, не зная, хочет ли полковник, чтобы я стал свидетелем его действий. Мне казалось, лучше было бы уйти, но я боялся, никто не поверит, что полковник принял меня в полк. Я хотел узнать, где мне следует подписать бумаги и когда приступить к своим обязанностям. Поэтому я молча остался стоять. Сержант торопливо скрылся за дверью.

Полковник Гарен осторожно развязал шнурок и развернул пакет. Когда он бережно отложил в сторону последний слой промасленной бумаги, из его груди вырвался вздох облегчения.

— О, какая красота…

Мой нос уже доложил мне, что скрывалось в пакете. Копченая рыба. Я почувствовал ее аромат, и голод обрушился на меня со страшной силой. Рот истекал слюной, но разум никак не мог понять, почему копченая рыба может быть столь важна.

— Речной лосось, приготовленный на углях ольхи, в медовой глазури. Осталось лишь одно крохотное племя, которое все еще готовит рыбу таким способом. И они согласны торговать только с разведчиком Хитчем. Теперь, думаю, ты понимаешь, почему я придаю такое значение его просьбе. Лишь он способен добыть эту рыбу для меня и лишь в это время года. О!

Оцепенев от удивления, я смотрел, как он отщипывает крохотный кусочек темно-красной рыбы и подносит к губам. Он положил его на язык и немного помедлил, вдыхая запах. Прикрыл глаза и наконец сомкнул губы. Я мог бы поклясться, что его усы задрожали от удовольствия. Он перекатывал лакомство языком, словно ценитель вина, наслаждающийся букетом. Наконец он медленно проглотил кусочек рыбы. Когда полковник открыл глаза и посмотрел на меня, на лице его читалось глубочайшее наслаждение.

— Ты все еще здесь? — невнятно пробормотал он.