– Ты вроде собирался купить себе плащ? – Андрон собирал вилкой разбросанные по широкой тарелке остатки золотистых стружек картошки-фри. – Что, ничего подходящего?

– Да. Пока ничего не присмотрел.

– А где ты был?

– Заходил в «Мартин», что на Кеннеди-бульваре.

– Лучше загляни в «Мейсис». Или в «Сакс». Непременно что-нибудь подберешь. Надо тебе пойти с Галей, она все знает.

– Гале и так достается. Сам справлюсь. А нет – присмотрю в Питере. У нас сейчас выбор почище вашего, полки ломятся от всякого товара.

– Говорят, у вас все дороже, чуть ли не в два раза. Хотя зарплата намного меньше.

– Да, это так, – согласился Евсей Наумович и, не удержавшись, добавил: – У нас все делается через задницу. Такой, бля, капитализм.

– Как ты там живешь, не понимаю, – вздохнул Андрон.

– Так и живу. Привык.

– Переехал бы сюда. Галя собирается своих вывезти из Волгограда. И ты бы перебрался. Что тебе там делать, одному?

– Раньше надо было, – махнул рукой Евсей Наумович. – Да, ладно. Каждому свое…

– Никогда у вас не наступит порядок – такая судьба у страны.

– Как знать! Не будем об этом, – Евсей Наумович оглядел стол.

Так он и не попробовал лобстер, большого сочного рака, клешни которого, не уместившись, живописно свисали с блюда. А предупреждал, что не станет есть. Но Андрон настоял, хотел угостить отца океанской диковинкой.

– Ты бы распорядился насчет чая, – проговорил Евсей Наумович.

Андрон подозвал официанта.

Немолодой и статный негр, учтиво уточнив заказ, с достоинством удалился.

– Я все хотел тебя спросить, – начал было Евсей Наумович, но Андрон его перебил:

– Если ты о тех сорока пяти тысячах долларов, то я разговаривал со своим товарищем. Он согласен. Я дам тебе его московский телефон. Приедешь – позвони ему. Он все устроит без промедления.

– Спасибо. Меня это очень беспокоит.

– Не волнуйся. Все будет в порядке.

– Я верну через несколько месяцев.

– Не беспокойся. Раз надо, значит, надо.

Евсей Наумович опасался расспросов сына, но Андрон молчал.

Характер, как у Натальи, – кремень, подумал Евсей Наумович, помнит как я осадил тогда его любопытство.

Внезапно его охватило сильнейшее желание рассказать сыну о своих злоключениях в Петербурге. Просто неудержимое желание, подобно подкатывающейся к горлу тошноте. И, чтобы справится с искушением, Евсей Наумович поджал пухлые, не теряющие с годами форму, губы. Словно залепил чем-то рот.

– Что с тобой? – спросил Андрон.

– Нет, ничего, – помолчав, ответил Евсей Наумович.

– Так я и не понял, почему мама настояла на твоем приезде, – вздохнул Андрон. – Тайну она унесла с собой.

– Никакой тайны, – не удержался на этот раз Евсей Наумович, – Хотела, чтобы я помог ей избавиться от страданий.

Андрон резко отвернулся, положил локоть на спинку стула.

– Именно так, – с безрассудным упоением подтвердил Евсей Наумович, будто желая отомстить Наталье за свое вчерашнее ночное унижение. – У нее хранилась какая-то хреновина, где-то в туалете. Она хотела, чтобы я. Но так, чтобы она не знала. Самой ей на это не решиться, а я, мол, мог. Вот меня и затребовала. Вероятно, думала, что я способен на такое, – мстительно продолжал Евсей Наумович, испытывая какое-то мазохистское удовольствие и, не удержавшись, добавил сварливо: – Надо было ее Эрика пригласить, раз у них такие отношения.

Андрон убрал локоть со спинки стула, сел ровно и, обхватив голову руками, принялся пощелкивать пальцами по бледной глади своей плеши на темени.

– Мама ненавидела Эрика Михайловича, – Андрон, с вывертом из-под руки, посмотрел на отца.

– Вот как? – криво усмехнулся Евсей Наумович.

– Незадолго до твоего приезда Эрик Михайлович звонил по телефону. Он был в Калифорнии, в Стенфордском университете, и хотел заехать сюда, повидаться. Я передал маме. Она категорически запретила.

– Еще бы. В том ее состоянии.

– Она сказала, что ненавидит его, – продолжал Андрон. – Просила так и передать.

– И ты передал.

– Да. Так и передал. Мама закляла меня своей жизнью. Я не мог иначе. Так я и сказал Эрику Михайловичу.

– А он что?

– Повесил трубку. Вообще их отношения давно прервались. Еще когда мы жили в Бруклине. Куда он и присылал свои письма.

– Которые хранились у изголовья ее кровати.

– Это ничего не значит. Просто они лежали в тумбе, как и прочий хлам: старые счета, банковские отчеты, распечатки переговоров. Не знаю, откуда у Эрика Михайловича оказался номер здешнего телефона.

– Я ему дал, – буркнул Евсей Наумович. – Он планировал поехать из Парижа в Стенфорд, в командировку. И выразил желание повидать тебя и маму.

– Вот как, – с явным облегчением произнес Андрон. – А я, грешным делом, решил, что мама водит меня за нос.

– За что же это она его так возненавидела?

– Думаю, из-за тебя. Мне не просто это объяснить. Она не смогла ему простить предательства по отношению к тебе.

– Ха! – воскликнул Евсей Наумович. – Вот это номер! А сама?!

– Это очень не просто, папа. Я и сам не могу понять головой. Но когда мама была в состоянии связно изложить свои мысли, она говорила: «Твой отец – единственный, кого я по-настоящему любила. Несмотря на все распри между нами».

– Распри и возникали, потому что она тянулась к нему. Теперь я это могу объяснить.

Официант принес заказанный чай. Поставил на стол оба стакана и пододвинул к гостям. Из хрустальных высоких стаканов торчали серебристые ложечки с ломтиками лимона. Евсей Наумович тронул свою ложечку и отдернул пальцы.

– Горячее может стать холодным, если подождать, – важно произнес официант. – Но холодному стать горячим сложнее. Как быть с лобстером, сэр? Возьмете с собой? Могу завернуть в пакет для вашей собаки.

– А что, разве собаки едят раков? – усмехнулся Андрон.

– В этом мире, сэр, все может быть, – учтиво ответил официант без тени улыбки.

– Нет, не возьму. Делайте с лобстером что хотите.

– Как будет угодно, сэр.

Официант поднял над столом тяжелое блюдо и направился в подсобку – высокий и не по годам стройный, он шел, выпрямив плечи и откинув голову, покрытую коротким седым каракулем, наподобие генеральской папахи. Красные тугие клешни лобстера свисали с края блюда и покачивались, словно прощаясь.

– Ты не находишь, – Евсей Наумович проводил взглядом официанта, – что он внешне чем-то похож на Эрика?