Между тем в Москве КГБ наверняка уже понял, что что-то неладно. Однако оттуда не поступали распоряжения закрыть ближайшую сухопутную границу, и, похоже, никто не заметил связи между исчезновением Гордиевского и отъездом двух британских дипломатов, которые накануне вечером ушли пораньше с вечеринки в посольстве, чтобы отправиться на автомобилях в Финляндию. Поначалу кагэбэшники почему-то решили, что Гордиевский, наверное, покончил с собой и лежит теперь на дне Москвы-реки или, может быть, напился где-то до бесчувствия. Выходные — это маленькое летаргическое оцепенение во всех крупных бюрократических аппаратах: в эти дни на работу заступают сотрудники второго звена, а начальство отдыхает. КГБ начал искать Гордиевского, но без особой расторопности. В конце концов, куда ему бежать-то? А если он совершил самоубийство, то можно ли найти лучшее доказательство его вины?

На двенадцатом этаже Сенчури-хаус Дерек Томас, заместитель второго секретаря отделения разведки Министерства иностранных дел, вместе с командой Пимлико ждал в кабинете главы P5 телефонного звонка Шоуфорда, чтобы узнать о результатах «рыбалки» в Финляндии. В самом МИДе Дэвид Гудолл, постоянный второй секретарь, созвал своих старших советников, и они все вместе ожидали новостей от Томаса. В половине второго — в половине четвертого по московскому времени — Гудолл, набожный римский католик, поглядел на часы и объявил: «Дамы и господа, в эти самые минуты они должны пересекать границу. Думаю, сейчас самое время вознести маленькую молитву». И полдюжины чиновников склонили головы.

В Выборге улицы оказались запружены, транспорт еле полз. Если КГБ замышлял вывести британцев на чистую воду — а именно, подстроить дорожно-транспортное происшествие и протаранить одну из машин, — то это должно было случиться здесь, в центре города. «Жигули» уже куда-то пропали. Потом отстали и милицейские машины. «Если они собираются нас схватить, то схватят уже на границе», — подумал Джи.

Рейчел вспоминала, как по настоянию Вероники Прайс они тренировались в лесах под Гилдфордом: втискивались в багажник, заворачивались в термоодеяло, слушали звуки двигателя, музыку из магнитофонной приставки, неожиданные толчки, остановки и голоса, разговаривавшие по-русски. «Тогда это все казалось каким-то безумием». Теперь же все это обрело смысл: «Мы все понимали, каково ему там, внутри».

Гордиевский принял еще одну таблетку и почувствовал некоторое умственное и физическое расслабление. Он укрылся с головой термоодеялом. Хотя он и разделся до трусов, с него градом лил пот и скапливался лужицей на металлическом полу багажника.

Километрах в 15 к западу от Выборга они подъехали к началу военизированной приграничной зоны, обнесенной сетчатым забором с колючей проволокой наверху. Ширина приграничной зоны составляла приблизительно 20 километров. Между этим местом на дороге и Финляндией находилось пять погранзастав — три советские и две финские.

На первом КПП пограничник лишь «пристально посмотрел» на британцев, но пропустил их, даже не проверив документы. Пограничников явно предупредили о приезде группы дипломатов. На следующем КПП Аскот вгляделся в лица пограничников, «но не ощутил особой бдительности» по отношению именно к подъехавшим британцам.

Между тем во второй машине Артура Джи одолевала другая тревожная мысль. Это состояние знакомо каждому, кто, отъехав на порядочное расстояние от дома, вдруг спохватывался: «А выключил ли я утюг?» Он никак не мог вспомнить, запер ли в спешке багажник. Он даже не был уверен, что закрыл его как следует. Джи вдруг очень зримо представил себе кошмарную картину — как крышка багажника внезапно отскакивает, как раз когда они проезжают пограничную зону, и все видят шпиона, лежащего там в позе эмбриона. Он не выдержал напряжения, остановил машину, выскочил, побежал к краю леса и помочился в кусты. На обратном пути он проверил — как бы невзначай, — заперт ли багажник. Он оказался заперт (как и утюг обычно оказывается выключенным). Задержка заняла меньше минуты.

Следующая застава оказалась собственно пограничным переходом. Британцы припарковали свои машины в зоне ожидания миграционного контроля, а сами встали в очередь у будки таможенного досмотра. Заполнение документов, необходимых для выезда из Советского Союза, иногда занимало очень много времени. Рейчел и Каролина приготовились к долгому ожиданию. Из багажника не доносилось ни звука. Рейчел оставалась на пассажирском сиденье и делала вид, что скучает и иногда страдает от боли. Маленькая Флоренс раскапризничалась, и очень кстати: ее крики хоть как-то отвлекали от тревожных мыслей и заодно заглушали посторонние шумы. Каролина вышла из машины и, тихонько укачивая дочку на руках, начала беседовать с Рейчел через открытую автомобильную дверь. Между рядами автомобилей расхаживали пограничники. Рейчел уже приготовилась «закатить истерику», если они вдруг вздумают досмотреть машину. Если же они будут настаивать, тогда Аскот вытащит свою ноту протеста и перечень условий Венской конвенции. Если у пограничников и после этого не пропадет охота заглянуть в багажник, Аскот и сам закатит дипломатическую истерику и заявит, что они немедленно возвращаются в Москву, чтобы заявить официальный протест советским властям. Вот тогда-то их всех, наверное, и арестуют.

Рядом были припаркованы два больших туристических автобуса, их пассажиры или дремали, или праздно смотрели в окна. Под забором с колючей проволокой тянулись обильные заросли иван-чая в цвету. Откуда-то доносился сильный запах свежескошенного сена. За окошечком таможенного контроля сидела хмурая, усталая женщина. Она очень медленно рассматривала документы и жаловалась, что из-за молодежного фестиваля и наплыва пьяных молодых иностранцев на них навалилась лишняя работа. Аскот поддержал с ней пустяковый разговор по-русски, борясь с желанием поторопить ее. Пограничники внимательно досматривали другие автомобили — принадлежавшие в основном западным предпринимателям, временно жившим в Москве, и финнам, возвращавшимся домой.

Было душно и безветренно. Рейчел услышала из багажника тихое покашливанье и увидела, что машина слегка покачнулась: это Гордиевский ворочался, меняя положение тела. Не зная о том, что здесь уже погранзона, он прочищал горло, чтобы сильно не раскашляться потом. Рейчел включила музыку. Над залитой бетоном площадкой нелепо зазвучал Dr. Hook — «Only Sixteen». Появился кинолог с собакой и, остановившись метрах в восьми от машин британцев, принялся внимательно их разглядывать, поглаживая овчарку. Вторая служебная собака обнюхивала контейнеровоз. Первая собака подошла поближе — она тяжело дышала и натягивала поводок. Рейчел как бы невзначай потянулась за пакетиком с чипсами, открыла его, угостила Каролину и уронила парочку чипсов на землю.

Британские сырно-луковые чипсы имеют весьма характерный запах[81]. Эту искусственную смесь лукового, сывороточного и сырного порошков, декстрозы, соли, хлористого калия, усилителей вкуса, глутамата натрия, 5’-рибонуклеотидов натрия, дрожжей, лимонной кислоты и красителей изобрел в 1958 году ирландский картофельный магнат Джо «Картошка» Мерфи. Каролина купила пачку этих чипсов Golden Wonder в магазине при посольстве, куда регулярно поставляли дрожжевую пасту Marmite, диетическое печенье и прочие типично британские продукты, которые невозможно было достать в СССР.