Сотрудники МИ-6 уже несколько раз ездили этой дорогой, и оба они знали, что до нужного поворота остается всего несколько километров. Через считаные секунды они снова разогнались до 140 километров в час, машины преследователей отстали от них уже на 500 метров, и разрыв увеличивался с каждым мгновеньем. Как раз перед указателем «836» дорога выпрямлялась, и начинался небольшой уклон длиной около полукилометра, затем — снова подъем и резкий поворот вправо. Заветный поворот был справа, метрах в 200 впереди. А вдруг на запасной полосе окажется куча русских пикникеров? Каролина Аскот все еще не знала, рискнет ли ее муж свернуть туда — или промчится мимо условленного места. Не знал этого и Джи. Не знал даже сам Аскот.

Когда после спуска они снова поднялись и Аскот уже скрывался за поворотом шоссе, Джи взглянул в зеркало заднего вида и отметил, что голубые «жигули» только-только показались на горизонте, примерно в полукилометре позади. Разрыв во времени составлял всего полминуты или даже меньше.

Вот показался приметный валун — и тут Аскот, почти не сознавая, что он делает, нажал на тормоза, вырулил на запасную полосу и со скрежетом остановился. Джи в точности повторил его маневр, и их забуксовавшие шины взметнули целое облако пыли. От шоссе их отгораживали только деревья и тот здоровенный валун. На площадке для отдыха не было ни души. Часы показывали 2:47. «Господи, только бы они не заметили поднятой пыли», — мысленно взмолилась Рейчел. Вылезая из машин, они услышали, как за заслоном из деревьев, всего в 5 метрах от них, по главному шоссе с недовольным бурчаньем двигателей пронеслись три «лады». «Если хоть один из них посмотрит в зеркало заднего вида, то засечет нас», — подумал Аскот. Шум двигателей вскоре затих. Пыль улеглась. Каролина повязала голову платком, взяла на руки Флоренс и направилась к наблюдательному пункту у съезда на запасную полосу. Рейчел, следуя сценарию, достала корзину с припасами и стала расстилать подстилки для пикника. Аскот принялся перемещать сумки из багажника на задние сиденья, а Джи встал впереди «сааба», приготовившись открыть капот, как только Каролина подаст сигнал, что опасности не видно.

В эту секунду из подлеска вдруг выскочил какой-то бродяга — небритый, неопрятный, весь в грязи, в пыли, в мокрых ошметках папоротника, с засохшей кровью в волосах. с самым диким выражением лица он сжимал в руках какую-то дешевую коричневую сумку. «Он совсем не походил на фотографию, которую нам показывали, — вспоминала потом Рейчел. — Мы-то ожидали увидеть элегантного, утонченного шпиона, и тут эти фантазии вмиг развеялись». Аскот подумал, что перед ними будто из-под земли вырос «какой-то лесной тролль или дровосек из сказок братьев Гримм».

Гордиевский узнал в Джи человека с батончиком Mars. Но Джи толком не успел разглядеть его там, перед булочной на Кутузовском, и теперь в недоумении смотрел на него: неужели этот грязнуля — тот самый человек? с секунду, застыв на этой пыльной дороге в русском лесу, шпион и люди, которых отрядили спасать его, глядели друг на друга в полном замешательстве. В МИ-6 готовились увидеть четверых — двух взрослых и двух малышей, но Пимлико явно был один. Гордиевский же полагал, что его подберут двое агентов. Вероника ничего не говорила ему о женщинах. К тому же эти женщины явно выкладывали всякую снедь для настоящего английского пикника — даже чайные чашки с собой прихватили. А это еще что такое? Младенец? Неужели сотрудники МИ-6, идя на такую опасную операцию, действительно могли взять с собой маленького ребенка?

Гордиевский переводил взгляд с одного британца на другого и, наконец, хрипло спросил по-английски: «В какую машину?»

Аскот жестом показал на открытый багажник машины Джи. Каролина, прижимая к себе младенца, поспешила назад. Рейчел взяла покрытые засохшей грязью, вонючие и, возможно, радиоактивные ботинки Гордиевского, положила их в полиэтиленовый мешок и засунула под переднее сиденье. Гордиевский залез в багажник «сиерры» и улегся там. Джи передал ему воду, аптечку и пустую бутылку и показал знаками, что ему нужно раздеться там, внутри. Сверху на него набросили алюминиевое одеяло. Женщины свалили принадлежности для пикника на задние сиденья. Джи аккуратно закрыл багажник, и Гордиевский очутился в темноте. Обе машины выехали на шоссе и стали набирать скорость. Аскот ехал впереди.

Вся операция подбора беглеца заняла восемьдесят секунд.

У километрового столба «852» показался очередной пост ГАИ, а рядом с ним — незабываемая сцена. Справа от дороги стояли «жигули» горчичного цвета и две милицейские машины, все двери были распахнуты. Кагэбэшники в штатском о чем-то серьезно беседовали с пятью милиционерами. «При нашем появлении все быстро обернулись». Они с раскрытыми ртами уставились на машины британцев, на лицах у них явно читалось замешательство с облегчением пополам. «Как только мы проехали, водитель-кагэбэшник побежал садиться за руль, — писал потом Аскот. — Лицо у него было очень озадаченное и недоверчивое, и я ждал, что нас остановят и как минимум расспросят о том, куда мы подевались и зачем». Но машины наружного наблюдения просто пристроились сзади, как и раньше. Сообщили ли они по рации пограничникам, чтобы те готовились к приезду группы иностранных дипломатов? Доложили ли они наверх, что на несколько минут потеряли британцев? Или, быть может, просто подумали, что иностранцы ненадолго съехали с основной дороги, чтобы облегчиться по советскому обычаю в кустах, и решили скрыть от начальства, что на несколько минут объект наблюдения куда-то пропадал? Точного ответа на этот вопрос нет, но угадать его легко.

Рейчел и Артур Джи слышали из багажника приглушенное пыхтенье и стук — видимо, это Гордиевский в страшной тесноте с большим трудом стаскивал с себя одежду. Затем отчетливо послышалось журчанье — он явно опорожнял мочевой пузырь от выпитого пива. Рейчел включила музыку: «Лучшие хиты» американской рок-группы Dr. Hook — компиляцию из альбомов «Only Sixteen», «When You’re in Love with a Beautiful Woman» и «Sylvia’s Mother». Композиции Dr. Hook часто называют «легкой музыкой». Гордиевский не нашел в ней ничего легкого. Даже втиснутый в раскаленный багажник автомобиля, спасая свою жизнь, он с отвращением отметил и надолго запомнил, что его заставили прослушать какую-то низкопробную слащавую попсу. «Это была ужасная, ужасная музыка. Терпеть не могу такую».

Но Рейчел больше всего беспокоили не звуки, которые производил их тайный пассажир, а исходивший от него запах: сложная смесь запахов пота, дешевого мыла, табака и пива. Не то чтобы запах был очень неприятный, но он был весьма характерным и ощущался очень сильно. «Это был типично русский запах. Его было бы очень странно обнаружить в нормальной английской машине». Служебные собаки наверняка учуяли бы, что задняя часть машины пахнет совершенно иначе, чем пассажиры, сидящие впереди.

Старательно изворачиваясь, Гордиевский сумел снять с себя рубашку и брюки, но на это ушло столько физических сил, что ему перестало хватать воздуха. И без того было очень жарко и душно, и воздух внутри багажника, казалось, уплотнялся с каждым судорожным вдохом. Гордиевский проглотил успокоительную таблетку. Он уже представил себе сцену, которая разыграется, если его обнаружат пограничники. Британцы изобразят изумление и заявят, что все это провокация, беглеца им подбросили в Ленинграде. Их всех задержат. Его увезут на Лубянку, заставят во всем сознаться и потом расстреляют.