– В чем дело, Белл? – сказал он. Затем, взглянув на белое лицо с темными морщинами вокруг глаз, он сказал своим тихим, спокойным голосом, – он потерял сознание; позовите врача, кто-нибудь из вас.

И, легко подняв мальчика на руки, он отнес его в соседнюю комнату.

Лорд Чарльз последовал за ним со стаканом воды, но Лейчестер отставил его в сторону одним словом:

– Бренди.

Лорд Чарльз принес немного бренди и закрыл дверь, остальные стояли снаружи ошеломленные и испуганные. Лейчестер вылил немного спиртного сквозь сжатые зубы, и мальчик вернулся к жизни, к тому, что у него осталось от жизни, и улыбнулся ему.

– В комнате было жарко, Белл, – сказал Лейчестер в своей мягкой манере; он мог быть нежным даже сейчас. – Я хотел, чтобы ты поехал домой два-три часа назад! Почему ты не поехал?

– Ты … остался … – выдохнул мальчик.

Губы Лейчестера дрогнули.

– Я! – сказал он. – Это совсем другое дело.

Голова мальчика поникла и упала обратно на руку Лейчестера.

– Скажи им, чтобы не прекращали игру, – сказал он. – Пусть кто-нибудь сыграет за меня! – затем он снова отключился.

Пришел доктор, модный, работящий человек, друг Лейчестера и Гилфорда, и склонился над лежащим мальчиком.

– Это обморок, – нервно сказал лорд Чарльз. – Больше ничего, а, доктор?

Доктор поднял глаза.

– Мой экипаж снаружи, – сказал он. – Я отвезу его домой.

Лейчестер кивнул, пронес маленькое тело через холл и положил в экипаж. Доктор последовал за ним. Прохладный воздух оживил мальчика, и он попытался сесть, оглядываясь вокруг, как будто в поисках чего-то; наконец его блуждающий взгляд упал на Лейчестера, и он улыбнулся.

– Все хорошо, Белл! – сказал Лейчестер. – Завтра ты будешь здоров, но учти, больше ничего подобного! – и он взял маленькую белую ручку.

Наследник маркиза вцепился в его руку и снова улыбнулся.

– Нет, этого больше не будет, Лейчестер, – с болью выдохнул он. – Для меня больше ничего не будет; я в последний раз видел клуб и вас всех. Лейчестер, я умираю!

Лейчестер выдавил улыбку на бледном лице.

– Чепуха, Белл, – сказал он.

Мальчик поднял слабый, дрожащий палец и указал на лицо доктора.

– Посмотри на него, – сказал он. – Он никогда в жизни не лгал. Спроси его.

– Скажите, чтобы мы трогали, милорд, – сказал доктор.

Мальчик засмеялся ужасным смехом; затем его лицо изменилось, и даже когда экипаж тронулся с места, он вцепился в руку Лейчестера и, наклонившись вперед, тяжело дышал:

– Лейчестер, до свидания!

Лейчестер стоял, белый и неподвижный, как статуя, в течение минуты; затем он повернулся к лорду Чарльзу, который стоял, кусая бледные губы и глядя вслед экипажу.

– Я поеду с тобой завтра, – хрипло сказал он.

Глава 35

Время, которое лорд Лейчестер так безрассудно тратил на "разгульную жизнь", действительно прошло очень тихо в долине Темзы, под белыми стенами Уиндворд-холла.

В течение нескольких месяцев, прошедших с того страшного расставания между двумя влюбленными, жизнь в коттедже шла так же, как и прежде, за одним большим исключением: Джаспер Адельстоун стал почти ежедневным гостем и Стелла была с ним помолвлена.

В этом была вся разница, но какая это была разница!

Ушел лорд Лейчестер, ее муж, ее первая любовь, мужчина, завоевавший ее девичье сердце, и на его месте появился этот человек, которого она ненавидела.

Но все же она вела битву по-женски. Она заключила сделку, она пожертвовала собой ради двух своих близких, отдала себя свободно и безоговорочно, и она стремилась выполнить свою часть договора.

Она выглядела немного бледнее, немного серьезнее, чем в прежние времена, но в ее голосе не было ворчливого тона жалобы; если она не смеялась откровенным, беззаботным смехом, который, как говорил ее дядя, был похож на "голос солнечного света", она иногда улыбалась; и если улыбка была скорее грустной, чем веселой, она была очень милой.

Старик не заметил ничего плохого; он подумал, что она успокоилась, но списал перемену на ее помолвку; он продолжал рисовать, поглощенный своей работой, почти не обращая внимания на мир, который так весело, так печально проносился мимо него, и был вполне доволен. Тихий, низкий голос Джаспера не беспокоил его, и он продолжал рисовать, пока они разговаривали рядом с ним, не обращая внимания на их присутствие. С тех пор как преступление его сына нанесло ему последний удар, он жил в своем искусстве более полно и безраздельно, чем когда-либо.

Из них двоих, Фрэнка и Стеллы, возможно, именно Фрэнк казался наиболее изменившимся. Он похудел и побледнел, стал еще более женственным и нежным, чем когда-либо.

Было условлено, что он отправится в университет на следующий семестр, но мистер Гамильтон, старый врач, которого вызвали, чтобы справиться с легким кашлем, начавшимся у мальчика, хмыкнул, и посоветовал пока отложить университет.

– Он болен? – Стелла спросила с тревогой. С большой тревогой, потому что, как женщина, она полюбила со страстной преданностью мальчика, ради которого пожертвовала собой.

– Н—нет, не болен, – сказал старый доктор. – Конечно, не болен, – и он продолжил объяснять, что Фрэнк был деликатным, что все мальчики со светлыми волосами и светлым цветом лица были более или менее деликатными.

– Но у него такой красивый цвет лица, – нервно сказала Стелла.

– Да, приятный цвет, – сказал старик, и это было все, что она смогла от него добиться.

Но кашель не проходил; и по мере того, как осенние туманы поднимались с реки и покрывали луга пленочной пеленой, прекрасной на вид, кашель усиливался, но и прекрасный цвет тоже не уходил, и поэтому Стелла не очень беспокоилась.

Что касается самого Фрэнка, то он относился к своим недугам с величайшим безразличием.

– Ты принимаешь какие-нибудь лекарства? – спросила Стелла.

– Да, я беру все у старухи, которую посылает доктор. Это не очень неприятно, и хотя, по-видимому, мне это не приносит большой пользы, похоже, это доставляет вам и вышеупомянутой старухе некоторое удовлетворение, и поэтому мы всем довольны.

– Ты, кажется, совсем не интересуешься вещами, Фрэнк, – сказала Стелла однажды утром, когда вышла в сад, чтобы посмотреть на деревья, которые прочертили длинную золотую, коричневую и желтую линию вдоль берега реки, и обнаружила, что он прислонился к калитке, сложив руки перед собой, его глаза были устремлены в Зал, очень похожий на то, каким она впервые увидела его в ночь, когда он вернулся домой.

Он оглянулся на нее и слабо улыбнулся.

– Почему бы тебе не пойти и не попробовать поймать рыбу? – сказала она. – Или … или … прокатиться? Ты только бродишь по садам или лугам.

Он с любопытством посмотрел на нее.

– А почему бы и