Дело было нешуточное, раз Потемкин вручил ему главное командование и одновременно уповал на помощь Божию. Необходимо заметить, что из ставки своей фельдмаршал верно определил слабость обороны крепости со стороны Дуная и указывал именно на нее генералу.

Как мы видели, де Рибас в октябре овладел Килией, вскоре пред ним пали Тульча и Исакча, с этими победами и поздравлял его Суворов в письме от 29 ноября. Но Измаил, стоявший на левом берегу Килийского гирла Дуная, оставался неприступен. Его положение на северном берегу позволяло при желании превратить город-крепость в опорную базу для вторжения турецких войск в Молдавию с юга, или же, если великий визирь все-таки перейдет Дунай под Галацем или Браиловым, войска, стоящие в Измаиле, могут ударить во фланг главным силам русских, как они уже пытались сделать это летом 1789 г.

Вот почему 18 ноября (старый стиль) гребная флотилия де Рибаса подошла к крепости, а 21 ноября корпуса генерал-поручика П. С. Потемкина и генерал-аншефа В. И. Гудовича обложили ее с суши. Однако же самый профиль местности и скудость ресурсов для ведения инженерного наступления, равно как и отсутствие тяжелой осадной артиллерии, делали правильную осаду невозможной. Кроме того, не хватало продовольствия и начинались заболевания среди наших войск. Поэтому военный совет под предводительством В. И. Гудовича, собравшийся 26 ноября, постановил отступить, перейдя к блокаде, что было неэффективно для достижения поставленной цели. А она была столь необходима, что Потемкин, как бы упреждая решение осаждающих крепость генералов, назначил над ними Суворова, чтобы добиться единственно нужного ему результата – падения Измаила.

О том, насколько результат этот князю Таврическому необходим, гласит письмо его к полководцу, приложенное к ордеру от 25 ноября:

Судя по всему, Суворов внимательно следил за обстановкой под Измаилом, поэтому назначение туда не явилось для него неожиданностью. Очень по-деловому кратко рапортовал он главнокомандующему:

Обратите внимание, это письмо 30 ноября, ордер Потемкина о необходимости не соглашаться с решением военного совета от 26 ноября был послан к полководцу лишь 29-го, то есть не был нашему герою еще известен 30-го. А он уже велит генералам вернуться к крепости. Значит, граф Александр Васильевич к 30 ноября уже знал о решении военного совета и, только что получив власть, тут же употребил ее по своему разумению, не дожидаясь и не нуждаясь в сугубом указании на это от своего патрона. Вот что значит самостоятельность мышления, которую полководец вырабатывал в себе с юношеских лет.

Потемкинский секретный ордер от 29 ноября получил он, очевидно, в дороге 2 декабря по прибытии в лагерь наших войск под Измаилом, когда дело уже было сделано: войска удержаны на осадных позициях. Это была первая его удача под неприступными валами турецкой твердыни. Ордер этот официально развязывал ему руки:

Жребий был брошен, и Суворов решительно принял его, рапортовав 2 декабря из лагеря под крепостью:

Во-первых, он произвел тщательную рекогносцировку укреплений и подступов к ним. Она велась им лично вместе со старшими начальниками: П. С. Потемкиным, А. Н. Самойловым, сменившим В. И. Гудовича, отозванного на Кубань, и де Рибасом. Параллельно началась прикидка необходимого количества заготовляемых штурмовых средств: фашин, лопат, штурмовых лестниц. Офицеры квартирмейстерской части выбирали места для оборудования артиллерийских позиций для штурм-батарей, чей огонь должен был подавлять артиллерию и стрелков неприятеля. Намечены были меры по подготовке войск к самому штурму. Но главное, чем теперь занялся Суворов, было составление диспозиции.

Судя по всему, она была разработана не позднее 6 декабря. Началом работ было определено 8 декабря, 18 часов[974]. С большой тщательностью, не брезгуя никакими деталями, описал Суворов проводимые работы, их виды, количество человек и шанцевого инструмента. Закладывалось четыре батареи, по две с правого и левого флангов крепости, каждая на десять полевых орудий, на строительство были брошены 1000 человек, работающих в две смены, точно указано количество каждого вида шанцевого инструмента, равно как и число мешков, туров, фашин и даже фашинных кольев. Четко продумана система конного и пехотного прикрытия проводимых работ, причем указано, что:

Детально расписано расположение пехотных и конных пикетов и двойных часовых и расстояние их между собой и пехотной цепью, определено место размещения казачьих, карабинерных и гусарских резервов[976]. То есть продумано и предусмотрено все на случай крупной вылазки крепостного гарнизона против осадных работ. Из этой тщательности явствует, что очаковский опыт не прошел даром.