Увы, члены второй группы, на которую мы натолкнулись совершенно случайно буквально в сорока минутах бега от первой, вызвали диаметрально противоположные эмоции. Для начала шестеро из восьмерых «туристов», прибывших в форт накануне удара Волны, успели морально сломаться из-за стертых ног, десятка ссадин, укуса какой-то неядовитой змеи, комарья, проблем с желудком, вызванных употреблением сырой воды, и еще пары-тройки «проблем» такого же масштаба. В результате часа за три до нашего появления отказались вставать после затянувшегося привала и перестали реагировать на уговоры двух девчонок. Услышав наши голоса, конечно же, воспрянули духом и быстренько вернулись к жизни. Но, узнав, что мы пришли пешком, устроили безобразную истерику, так как, оказывается, ждали группу эвакуации!

Не унялись даже после того, как узнали Долгорукую. Наоборот, начали высказывать ей претензии и угрожать от имени своих родов! Тут нам с Ларой надоел этот концерт, и мы вышли из себя. Так, слегка. Но после нескольких минут крайне жесткого рукоприкладства страдальцы стали шелковыми. Так что были избавлены от потертостей, переодеты и переобуты, под нашим чутким руководством совершили двухчасовой марш-бросок по пересеченной местности, догнали первую группу и были переданы под начальство ее командира… в статусе ненамного выше уровня плинтуса:

—Девушки достойны уважения. Их спутники потеряли право называться мужчинами. В общем, до выхода к нашей стороне линии фронта использовать в качестве носильщиков, предельно жестко пресекать любые попытки разевать рты и дрессировать.

—При появлении Сети позвоните вот по этому номеру…— продолжила Ярина, вложив в руку погранца клочок бумаги.— …назовитесь, зачитайте дважды подчеркнутый буквенно-цифровой код, сообщите, что действуете по моему личному приказу, потребуйте срочную эвакуацию и перед посадкой в вертушки передайте вот этот конверт любому офицеру. Недо-мужиков у вас сразу же заберут. А от возможных проблем я избавлю вас сама. Порукой тому мое слово.

Два последних предложения упали на подготовленную почву, и парень, которого я, окрестил Крабом за своеобразный взмах рукой, сопровождающий почти каждую отдаваемую команду, предвкушающе прищурившись, подозвал к себе четверку самых ответственных бойцов:

—Этих разбить на пары и в работу. Выполнять.

Ну, а мы, еще раз пожелав этой группе счастливого пути, снова ушли в поиск. А в девятнадцать ровно, добравшись до крайней точки описываемой дуги, сочли, что сделали все, что могли, и позволили себе немного отдохнуть — добрались до ближайшей речки, освежились, вернулись к опушке, натянули маскировочную сетку между ветвями двух елей, постелили под нею коврики, выложили на них коробки с сухими пайками и спокойно поели.

А после того, как убрали пустые упаковки в пространственные карманы, Рина завалилась на спину, закрыла глаза и мрачно усмехнулась:

—Всю вторую половину дня отгоняю от себя мысль о том, что разница в физических константах между Землей и Той Стороной — величайшее благо, подаренное нам провидением. Ведь работай на нашей планете техника корхов, нас бы переехали еще в первое Вторжение. Да и в это нам было бы грустно.

—Угу…— согласился я и поделился с дамами информацией «не для всех»: — Кстати, эти твари работают над адаптацией своего транспорта под нашу физику. Как давно и насколько добросовестно, к сожалению, не знаю, зато как-то видел испытания прототипа. Слава богу, движок, закрепленный на мощной пространственной раме, сдох километрах в шестидесяти от Червоточины, что страшно расстроило толпу «продвинутых головастиков».

Тут Шахова скрипнула зубами, заметила мой вопросительный взгляд и невесело улыбнулась:

—Представила себе сотню их грузовиков, забитых «хренями», БТР-ы сопровождения с бригадами наладчиков, армию численностью хотя бы в полмиллиона боевых особей и Волны изменений магофона, прокатывающиеся по Империи одна за другой.

—Да уж, картинка — застрелиться!— угрюмо буркнула Ярина, наткнулась на мой недоумевающий взгляд и вспыхнула: — Я буду драться до последнего… корха, вот! А это — просто выражение из прошлой жизни…

…Первые два часа после ужина мы неслись по тайге на очень хорошей скорости и мечтали о горячем душе, мягкой постели и сне длительностью хотя бы восемь часов, а о том, что первым пунктом обязательной программы станут допросы, завуалированные под вежливые разговоры, старались думать как можно меньше. Потом это предвкушение начало подтачивать силу воли, позволявшую не сдаваться многодневной усталости, и мы потихоньку начали сдавать. Да, восстановление, накладываемое на нас Ларисой Яковлевной по первому требованию, возвращало бодрость и придавало сил, но выгорало все быстрее и быстрее. Причем у всех, включая двужильную Шахову и меня. Но стоило мне предложить соорудить землянку и поспать до рассвета, как дамы взбунтовались и заявили, что магофон Той Стороны уже «на последнем издыхании», а значит, отдыхать в двух шагах бега от цивилизации — это редкий идиотизм.

Спорить я не стал, так как не меньше них жаждал выбраться из тайги и отдохнуть не в полглаза, а по полной программе. Поэтому запретил тянуть с запросами на обновление восстановления и продолжил движение.

С двадцати двух ровно и до часу ночи сбивал усталость спутниц сменами темпа движения, резкими поворотами, жестикуляцией и так далее, а когда эти способы почти перестали работать, дал ополоснуться в очередной речушке и продолжил издеваться. К половине четвертого понял, что надо тормозить, иначе ничем хорошим бег в состоянии нестояния не закончится, ушел в свои мысли как-то уж очень глубоко и… проснулся, как только порыв ветра донес до меня тошнотворную и невероятно густую смесь запахов сгоревшей взрывчатки, обуглившейся плоти, сожженных костей, расплавленного металла и пластмасс!

—Что это за вонь?!— спросила Рина, остановившись возле меня и начав создавать плетение сферы.

—Запах войны…— угрюмо ответила Лара, справившейся с той же задачей менее, чем за секунду.— Кстати, ветер дует почти поперек нашего курса, а значит, мы вот-вот увидим и другие ее следы…

Увидели. Буквально метров через шестьсот-семьсот, практически влетев в чудовищный рукотворный бурелом. Прикинув мощность ударных волн, ломавших, как спички, вековые деревья или выворачивавших их с корнями, потеряли дар речи и перешли на шаг. Вернее, вступили в этот безумный трехмерный лабиринт и потерялись во времени, то перелезая под толстенные стволы, то проскальзывая под ними, то обходя огромные ямы, выворотни и частоколы из переломанных ветвей.

Минут через двадцать ко всему вышеперечисленному добавились очаги возгорания, воронки и лужи какой-то боевой химии, разъедавшей все и вся, что ни разу не облегчило задачу. А за сотню метров перед началом сплошного лунного пейзажа, покрытого пеплом и простирающегося километра на три, я засек первые противопехотные мины. Вернее, четкую границу, за которой они устилали землю раза в четыре плотнее, чем рекомендовалось нормативными актами, описывающими характеристики стандартных полос отчуждения перед Стеной!

Переходить это поле даже под взором было страшновато, и я, остановив группу, коротко описал ситуацию, потом достал из перстня коммом, кинул взгляд на экран, на котором стали появляться значки уведомлений, и криво усмехнулся: