Долли.

Ну конечно! Вивьен постаралась вспомнить все подробности разговора с доктором Руфусом. Он сказал, что Долли намерена заснять ее и Джимми вдвоем и отправить Вивьен письмо с угрозой сообщить мужу о «романе», если та не раскошелится.

Вивьен думала, что чека будет довольно, но, очевидно, Долли все-таки отправила письмо с фотографией и упомянула в нем Джимми. Глупая, глупая девчонка. Вообразила, будто придумала хитрый план. Доктор Руфус упомянул, что она считает свою затею безобидной, однако Долли просто не знала, с кем имеет дело. Генри, ревнующий Вивьен к старику-газетчику, с которым она поздоровалась на ходу. Генри, не позволяющий ей с кем-нибудь дружить или заводить детей, потому что ее время должно принадлежать ему одному. Генри, через свои связи в министерстве способный выяснить что угодно о ком угодно. Убиравший неугодных чужими руками за ее деньги.

Вивьен резко села, хотя от боли из глаз посыпались искры, набрала в грудь воздуха, оттолкнулась от кровати и встала. О счастье! Она, по крайней мере, могла ходить. Собственное лицо в зеркале ее напугало: с одной стороны запеклась кровь, глаз уже начал вспухать. Вивьен чуть повернула голову, и все разом отозвалось болью. Ушибы еще не побагровели; завтра она будет выглядеть гораздо страшнее.

Чем дольше она стояла на ногах, тем легче было терпеть боль. Уходя, Генри запер дверь, но он не знал, что у Вивьен есть свой ключ. Она медленно подошла к тайнику за бабушкиным портретом, на мгновение задумалась, вспоминая комбинацию, затем повернула диск. В голове всплыли смутные воспоминания, как за несколько недель до свадьбы дядя возил ее в Лондон встретиться с адвокатами и осмотреть дом. Когда она осталась в спальне наедине с экономкой, та показала ей сейф за портретом и шепнула: «Даме нужно место для ее секретов». Вивьен не понравился старухин тон, но она всегда мечтала о собственном тайнике и запомнила совет.

Дверца открылась, и Вивьен достала ключ. Еще она взяла фотографию – подарок Джимми и отчего-то почувствовала себя чуть лучше. Потом закрыла сейф и поправила портрет.

Письмо лежало у Генри на столе – тот даже не потрудился его убрать. Оно было адресовано Вивьен, отправлено два дня назад и недавно распечатано. В этом и состоял роковой просчет Долли – Генри вскрывал всю почту своей жены.

Вивьен знала, что будет в письме, и все равно, пока она скользила взглядом по строчкам, сердце у нее отчаянно билось. Все как и следовало ожидать: слова почти добрые. Вивьен возблагодарила Бога, что бедная дурочка не поставила внизу своего имени и подписалась просто: «Друг».

При виде фотографии слезы подступили к глазам, а в сердце всколыхнулись отзвуки бесценных мгновений в больничной мансарде, той веры в будущее, что пробуждалась в ней при одном взгляде на Джимми, но Вивьен их сдержала. Никто лучше ее не знал: прошлое безвозвратно.

Она перевернула конверт и чуть не разрыдалась от отчаяния. Потому что на его оборотной стороне Долли написала: «Друг. Ноттинг-хилл, Риллингтон-плейс, 24»

Вивьен то и дело переходила на бег, но перед глазами плыло, мысли мешались от боли, так что ей приходилось замирать перед каждым возникающим в полутьме фонарным столбом. Она пробыла в доме номер двадцать пять ровно столько, сколько потребовалось, чтобы умыть лицо, спрятать компрометирующую фотографию и написать торопливое письмо. Его Вивьен бросила в первый же почтовый ящик; теперь оставалось совершить последний акт искупления, последний шаг на пути к свободе.

Как только она это поняла, все остальное обрело кристальную прозрачность и ясность. Вивьен отбросила отчаяние, словно ненужный плащ, и шагнула навстречу свету. Она виновата в гибели близких и в смерти Джимми, но теперь она спасет Долли Смитэм и только потом пойдет к Серпентайн и набьет карманы камнями. Вивьен видела завершение своего пути и заранее ему радовалась.

«Стремительный солнечный зайчик», – называл ее отец, и хотя голова раскалывалась от боли, Вивьен умела бегать быстро. Она воображала себя валлаби[23], мчащимся по бушу, динго, рассекающим ночной мрак, ящерицей, скользящей среди камней…

Вдалеке гудели самолеты, и Вивьен поминутно смотрела вверх, спотыкаясь почти каждый раз. Ей хотелось, чтобы они пролетели над головой, сбросили свои бомбы… но нет, не сейчас. У нее еще есть дело, которое надо выполнить.

К тому времени, как она добежала до Риллингтон-плейс, уже окончательно стемнело, а фонарика у нее не было. Она выискивала в темноте нужный номер, когда позади хлопнула, закрываясь, дверь. Вивьен обернулась. Кто-то спускался по ступеням.

– Извините? – негромко позвала она.

– Да? – Женский голос.

– Вы мне не поможете? Я ищу дом номер двадцать четыре.

– Вам повезло. Это здесь. Сейчас все комнаты заняты, но одна скоро освободится.

Женщина чиркнула спичкой и закурила. Огонек на миг выхватил из мрака ее лицо.

Вивьен не могла поверить такому везению и сперва подумала, что обозналась.

– Долли? – проговорила она, бросаясь к хорошенькой девушке в белой шубке. – Слава богу, мне не почудилось. Долли, это я.

– Вивьен? – изумилась Долли.

– Как хорошо, что ты еще здесь. Я боялась, что опоздаю.

– Что случилось? – Теперь в голосе Долли сквозила настороженность.

– Ничего. – Вивьен неожиданно рассмеялась. Голова у нее шла кругом. – Вернее, все.

Долли затянулась.

– Ты пьяна?

Во тьме послышалось какое-то движение, чьи-то шаги.

Вивьен зашептала:

– Нам надо поговорить. Срочно.

– Я не могу. Мне надо спешить.

– Долли, пожалуйста. – Вивьен оглянулась, боясь, что к ним приближается кто-нибудь из людей Генри. – Это очень важно.

Долли долго не отвечала, видимо, не зная, как понимать внезапный ночной визит, потом нехотя взяла Вивьен под руку.

– Хорошо, пошли в дом.

Когда дверь за ними захлопнулась, Вивьен с облегчением выдохнула и, не обращая внимания на удивленные взгляды старухи в очках, поднялась вслед за Долли по лестнице. Комната в дальнем конце коридора, пропахшего застарелой готовкой, была маленькая, тесная и душная.

Щелкнул выключатель, и под потолком зажглась голая лампочка без абажура.

– Извини, что здесь так жарко, – сказала Долли, вешая белую шубку на прибитый к двери крючок. – Окон, к сожалению, нет. Со светомаскировкой проще, но проветривать трудновато. Стульев, боюсь, тоже нет. – Она обернулась и увидела лицо Вивьен на свету. – Боже! Что с тобой?

– Пустяки! – Вивьен и забыла, как ужасно, должно быть, выглядит. – Налетела на фонарный столб. Сама виновата. Вечно куда-то бегу сломя голову.

Долли явно не поверила, но вслух сомнений не высказала, а только предложила Вивьен сесть на кровать – узкую, застеленную ветхим покрывалом в бурых разводах, какие бывают на очень старых вещах. Однако Вивьен не привередничала – она еле держалась на ногах, поэтому с благодарностью села. И тут завыли сирены воздушной тревоги.