Главная сестра в палате «3 – Б» выглядела чрезвычайно озабоченной.

– У нас совершенно нет мест. В комнатах на двоих лежат по трое.

– Нам нужен всего-навсего угол, – сказал Питер. Он только теперь до конца ощутил, насколько сильно устал, и вдруг неожиданно принялся шутить: – Держитесь, Кэт Энн. Я постараюсь раздобыть для вас местечко с лучшим видом на красоты нашего города.

Именно так он и поступил. Он обнаружил небольшое окно и свободный угол в палате на четверых, в которой уже лежали пятеро, но которая вполне могла вместить и шестого. Конечно, она не сможет выглядывать в окно, зато сможет ощутить тепло солнца на лице, когда проснется.

Когда он устроил больную и передал ее карту на столик дежурной сестры, то как бы между прочим заметил старшей сестре, что непременно вернется и проверит, как обстоят дела у больной. В его словах содержался намек – напоминание старшей сестре на то, чтобы она не забывала вновь поступившую больную. Потом он сел в лифт и поехал вниз. Он задержался у столика дежурной сестры, чтобы написать записку главному врачу нейрохирургического отделения, в которой он просил уделить Кэт Энн определенное внимание. Почувствовав, как усталость, словно глыба, снова навалилась на него, он, нигде больше не задерживаясь, направился к своей машине и покатил домой.

Уже много позже он понял, что ему не следовало бы подписывать записку нейрохирургу. Если хоть словечко просочится на божий свет, что он оказывает покровительство Кэт Энн Мерфи, заварится такая каша, которую ему будет весьма трудно расхлебать.

Пейдж вышла из больницы значительно позже Питера. Последний случай оказался самым тяжелым. Это был молодой человек, работавший дорожным строителем, – это само по себе тяжелый физический труд, но, к тому же, еще он был звездой местной баскетбольной лиги. Его придавило огромной грудой обломков рухнувшего балкона. Чтобы рабочие смогли освободить его из завала, пришлось ампутировать парню ногу.

Пейдж срочно затребовали в операционную ассистировать двум хирургам, а когда остальные врачи ушли, она еще какое-то время провела в больнице, беседуя с родными пострадавшего. Они разговаривали о реабилитационном лечении, которое должно было последовать вслед за хирургическим вмешательством, о занятиях лечебной физкультурой и о протезах. Члены семьи пострадавшего заговорили о возможном возвращении парня на старое место работы. О баскетболе, правда, говорить ни у кого не хватило духа.

Пейдж оставалась с ними до тех пор, пока не поняла, что еще немного, и она заснет прямо в кабинете. Тогда она поднялась по лестнице на второй этаж, прошла вдоль длинного коридора и открыла дверь палаты номер четыре, находившейся в самом его конце.

Она сразу же направилась к кровати, на которой лежала Джилл, и взяла ее руку в свои ладони. Потом она нагнулась к девушке поближе.

– Как дела, дружок? – спросила она.

Джилл медленно открыла глаза. Пейдж знала, что пройдет определенное время, прежде чем та стряхнет с себя наркотическое оцепенение. Под простынями ее тело было заковано в гипс – от талии и до колен. В голове кровати находился монитор, через равные промежутки времени подававший пикающие сигналы. Рядом с Джилл сидела на стуле ее мать, выглядевшая страшно усталой и подавленной.

– Я чувствую себя ужасно, – пролепетала Джилл.

– Это продлится какое-то время. Но вообще-то у тебя все более или менее в порядке.

– Мой ребенок… врачи ничего не могут сказать наверняка.

– Вот почему они и подключили тебя к монитору. Они хотят знать, каково состояние плода.

Мать Джилл, Джейн, поднялась со стула. Она стояла, глядя на Пейдж, и чувствовала, что ей ужасно неудобно говорить то, что не сказать было нельзя.

– Позволь мне поговорить с твоей мамой. Я хочу ее успокоить, – сказала Пейдж, обращаясь к Джилл. – Я еще вернусь к тебе.

Оказавшись в холле вне предела слышимости Джилл, Джейн сказала:

– Врачи подумывали, чтобы оперативным путем удалить плод, но потом решили, что он еще слишком мал. Они намерены все-таки сделать операцию, если возникнут какие-нибудь проблемы. Я надеюсь, что они все-таки сделают ей аборт. Чем раньше это произойдет, тем лучше, особенно теперь, когда дела приняли такой оборот. Ей просто нельзя иметь сейчас ребенка – какие уж тут дети, когда она вся закована в гипс.

– Нет, она еще может родить. Врачи подождут, когда плод сможет функционировать вне организма матери, и извлекут его с помощью кесарева сечения.

– Но разве вы не видите, что в этом нет никакого смысла? С вами ей уже больше не жить. Нужен человек, который бы заботился о ней, но отец не больно хочет ее возвращения. Он делает вид, что у него просто-напросто нет дочери. Он еще более мерзок, чем обычно.

Как видно, мать Джилл не могла уже ничего скрывать. Пейдж хотелось кричать.

– Вам совершенно необязательно страдать из-за поведения мужа, Джейн. Я уже говорила вам об этом раньше. В конце концов, вам, вероятно, стоит поделиться своими проблемами с кем-нибудь еще.

Но Джейн только отрицательно замотала головой.

– Это только усугубит ситуацию. Он меня просто изобьет, если я расскажу хоть кому-нибудь.

– Но вы можете пожаловаться на его поведение в полицию, обратиться к властям.

– Но я не хочу этого. Мне совсем не нужно, чтобы его выгнали из дома или применили административные меры воздействия. Как-никак он мой муж.

Пейдж, конечно, знала, что есть женщины, которые предпочитают терпеть дурное обращение со стороны мужа, чем остаться в одиночестве. Как бы Пейдж ни злилась, изменить это она была не в силах. Она никогда не понимала такого рода отношений между мужем и женой, но, с другой стороны, она ведь никогда не была замужем. Кроме того, она никогда в жизни не любила по-настоящему ни одного мужчину, не говоря уже о том, чтобы любить мужчину с кучей проблем личного характера.

А вот Мара любила. Поэтому ей было бы в сто раз легче беседовать с такой женщиной, как Джейн Стикли.

Но Мары не было рядом, а совсем близко, за стеной, лежала в одиночестве Джилл. Пейдж взяла руку Джейн в свои и легонько погладила ее.

– Обдумайте мои слова. Я могу вам помочь, если вы согласитесь принять мою помощь. Сейчас следует как-то поддержать Джилл. Судьба еще не родившегося ребенка будет решена без всякого с нашей стороны участия.

Вместе с Джейн Пейдж вернулась в палату и какое-то время посидела рядом с Джилл. Когда Джилл снова заснула, Пейдж, очень удрученная, поехала наконец домой. Она подъехала к дому, припарковала машину рядом с автомобилем Нонни и вошла через переднюю дверь.

Нонни сидела в гостиной и играла с Сами в ладушки. И девочка, и котенок внимательно смотрели на старушку. Картина была такой мирной и настолько отличалась от того, на что Пейдж насмотрелась в больнице, что на душе у нее потеплело.

– О-о-о-о-о, – загугукала Сами и вытянула ручонки к Пейдж. Она подхватила ее на руки и отвесила ей дружеский шлепок.