Это по поводу снов. Реальность же игнорировать куда труднее. Реальность в настоящий момент такова: десятки пациентов, которым помогла Пейдж, но за которых она теперь не несет ответственности, тем не менее требовали к себе внимания. Их необходимо хотя бы навестить. Реальностью было их маленькое содружество из трех врачей, которые имели практику, рассчитанную на четверых, но без этого четвертого вынуждены были каждый день перерабатывать чуть ли не вдвое. Реальностью была Нонни, которой исполнилось семьдесят шесть, но которая вела себя так, словно ей пятьдесят, и Сами, которой шестнадцать месяцев, но все показатели на уровне годовалого ребенка. Реальность также – это ее команда по бегу, которую необходимо тренировать каждый вечер, это ее девушка-сиделка, которую необходимо поставить на ноги. Боже, как ей не хватает нескольких дополнительных часов в сутки!

Утомившись от таких невеселых мыслей, Пейдж снова заснула и спала до утра следующего дня. Когда она проснулась, то вспомнила, что сегодня ей предстоит беседа с четырьмя кандидатами на вакантную должность врача в их детском лечебном корпусе. Ей ужасно захотелось, чтобы хоть один из них оказался достойным ее.

Один – вернее, одна – действительно оказалась вполне приличным доктором. Ее звали Цинтия Уэллс. Закончив специализацию в качестве педиатра в институте, она отработала четыре года в детской клинике в Бостоне. Но ей не очень по нраву была жизнь в большом городе. Куда больше ее привлекали горы и реки. Ей хотелось получить практику, которая оставляла бы время побродить по полям и лесам и глубже проникнуться духом природы. Более того, она приехала на собеседование в самом начале двухнедельного отпуска, который получила в клинике Бостона, но готова была приступить к работе хоть сейчас.

Цинтия оказалась легким человеком в общении. Пейдж, уже получившая восторженные отзывы своих коллег о новенькой и чувствовавшая, сколько от нее исходит энергии, с самого начала просто в нее влюбилась. Равно как и Энджи, которой хотелось проводить побольше времени дома. Удивительно, что Питер, который все время ратовал за скорейшее заполнение вакансии, возникшей после смерти Мары, проявил колебания в этом вопросе.

– Что же все-таки тебя смущает? – недоумевала Пейдж.

Питер готов был смотреть куда угодно, но только не в глаза Пейдж.

– Не знаю, что и сказать, – неуверенно промямлил он.

– У нее прекрасные характеристики, – похвастала Пейдж. Она не думала, что Питер решил сыграть с ней в игру – «у меня столько же прав, сколько и у тебя». Он и в самом деле выглядел обеспокоенным.

– Что-то в ней есть непонятное, – постарался объяснить он свою точку зрения, и голос его при этом звучал виновато. – Черт, а может быть, я к ней несправедлив?

– Просто она – не Мара, и в этом все дело.

– Да уж, – согласился он, потрескивая костяшками пальцев. – Она не Мара – это точно.

Пейдж была благодарна ему за это признание. Она не знала, что сохранилось в его памяти от их разговора в тот вечер, когда он был в стельку пьян, но с тех пор Питер значительно меньше критиковал покойную.

– Она не Мара, – еще раз повторила Пейдж. – Но вполне возможно, окажется прекрасным работником. Почему бы не дать ей возможность себя проявить? Ты же сам говорил, Питер, что мы должны двигаться вперед.

Питер встретился с Пейдж глазами и вздохнул.

– Ты права. Пусть будет так, как ты хочешь.

Жизнь сразу стала легче. Цинтия была полна энтузиазма; кроме того, ее неплохо приняли семьи будущих пациентов, с которыми она познакомилась. Знакомство предваряло сообщение членов группы о том, что Цинтия, по всей видимости, унаследует практику Мары.

Пейдж тоже стало легче дышать. Когда появился четвертый врач и работа в группе мало-мальски нормализовалась, она получила возможность забегать в больницу, где ее услуги ценили весьма высоко. Все кровати в палатах были заняты, и пришлось размещать дополнительные. Доктора требовались постоянно, так как местного обслуживающего персонала не хватало. Многих специалистов пришлось временно пригласить со стороны для лечения тех больных, первую помощь которым оказала Пейдж в ночь катастрофы. Но работа для нее находилась всегда. И кроме того, в больнице еще была Джилл, которая лежала, закованная в гипс, и слушала пиканье монитора. Джилл много думала о том, останется ее ребенок в живых или нет, и хочется ли ей того, чтобы он выжил. Отец ее полностью игнорировал, а мать, стремясь сохранить работу, посещала ее нерегулярно и украдкой из страха, что об этом узнает отец. Ее лучшая подруга была в больнице в Хановере, поэтому большую часть времени она проводила в одиночестве.

Пейдж была рада, когда зашла к Джилл ровно через неделю после катастрофы и обнаружила в ее палате Сару, стоявшую у изголовья больной.

– Какой приятный сюрприз, – произнесла она, обнимая девушку за талию. – Только не пытайся меня уверить, что ты ушла из школы, спросив разрешение.

– Но это именно так. Я приехала с отцом.

– Ах, так. Это уже лучше. – Пейдж почувствовала, как у нее екнуло сердце при упоминании о том, что Ноа где-то рядом.

– Вы мне не сказали, что Джилл беременна, – сказала Сара.

– Мне казалось, что это дело Джилл – рассказывать о своей беременности или нет.

– Она спросила меня, зачем подключен монитор, – объяснила Джилл, – ну я и сказала. Да и скрывать-то нечего, все об этом знают.

Пейдж улыбнулась храброму ответу девушки и мягко спросила:

– У тебя все нормально? – Перед тем как Пейдж вошла к Джилл, ее перехватила дежурная сестра и сообщила, что ночью ее состояние ухудшилось, и врачи уже стали подумывать, не пора ли прибегнуть к оперативному вмешательству. Но потом наступило улучшение.

– У меня все более или менее, – сказала Джилл. – Побаливает, конечно, немного. Они мне почти не дают обезболивающих.

– Они боятся повредить ребенку.

– Зато уж это ребенку никак не повредит, – воскликнула неожиданно Сара и сделала так, что зрачки ее глаз вдруг начали вращаться в противоположных направлениях.

– Бог мой, как ты это делаешь? – расхохотались Пейдж и Джилл. Она гордо выпятила живот и оглядела всех с неподдельным торжеством.

– Кто здесь еще способен на такое? – Потом уже нормальным голосом добавила: – Джилл сказала, что ее навестили музыканты из «Колеса Хендерсона».

Пейдж взглянула на Джилл.

– Это правда?

– Ага. Вчера вечером, после того, как вы ушли. Робби Хоув – спокойный такой парень, он у них ударник. Он просидел со мной десять минут и сказал, что остался бы еще, но ему и другим ребятам надо собираться и лететь в Нью-Джерси в очередное концертное турне.

– А о чем разговаривали? – спросила Сара.

– О музыке, естественно. О концерте. О том, где им еще приходилось выступать. Он сказал, что ничего подобного этой катастрофе им не приходилось переживать, а ведь Таккер – их родной город. Чувствуют они себя ужасно. Он пообещал, что, когда они вернутся с гастролей, обязательно придут нас навестить снова. Он сказал еще, что, если у меня есть какие-нибудь проблемы – нужны деньги и все такое, – я должна им обязательно сказать. Они готовы помочь.