я, положив руку на карман, в котором был радужный кубик Сильвана.

Надеюсь, это всё же его не прикончит. Сам же говорил, что на терминале парадоксов можно.

Перед походом у нас состоялся разговор и с самим Сильваном на тему его познаний об этом. Но ничего ценного от него я, увы, не добился:

— Я не знаю, что там будет и как он работает, Арк, — ответил он мне. — Всё что мне известно, это то, что каждый волен влиять на процессы родственной себе природы.

— Поясни, что значит родственной природы и как влиять?

— Родственной — значит, что в терминале парадоксов у меня будет возможность как-то повлиять на процесс. Как — сам ещё не знаю.

— И ты не боишься исчезнуть, как ты говорил?

— Боюсь, конечно! Глупый вопрос! — нервно хохотнул Сильван. — Но раз уж я в руках у людей, то рано или поздно всё этим закончится. Так лучше уж с тобой и в близком терминале, чем в руках у той же Дины и непонятно каким образом, где я буду просто безмолвной запчастью без прав.

Какой-то такой у нас вышел диалог.

Надо ли говорить, что при этом парадокс упустил тот момент, что мстительная живая локация могла бы затаить на меня обиду и постараться сильно испортить мне жизнь в терминале.

Но.. пока что он ни разу ещё не заставил усомниться в своей верности. Если говорить по совести, его стоило бы вовсе отпустить. Но сделать так я, разумеется, не могу. Он ведь сразу вновь вернётся за старое и начнёт жрать людей… Такова его природа.

Путь оказался долгим.

Спустя часа полтора зелёное поле сменила вересковая пустошь.

Всё то же поле, полное осколков чего-то запредельно древнего, редкие светящиеся камни, заменявшие солнечный свет, только теперь ещё и вереск. Во время привала я набрал с собой немного на чай. Только нужно ещё что-то добавить, а то сам по себе вересковый чай абсолютно прозрачен.

Начавшиеся по началу разговоры постепенно затихли. Просто не оставалось на это сил.

Все шли вперёд, опустив головы и мечтая, когда уже наконец будет новый привал, а лучше — чёртов терминал парадоксов. На языке у многих, как и у меня, вертелся вопрос: зачем вообще делать наградную локацию настолько огромной? В чём смысл?

Или вчера, в полусонном состоянии, я думал верно, и эта локация была кем-то специально расширена?

На общем фоне выделялась только механистка. Она шла наоборот, пристально вглядываясь в каждую точку и изучала почти любое проявление человеческой культуры среди руин.

— Не может быть… неужели это правда они..? — благоговейно спросила Сайна сама у себя.

— Не томи, ты так реагируешь на каждую вторую херню, — фыркнул я.

— Я же не виновата, что ты всё время лезешь в такие места! — огрызнулась Синица. — Но.. видишь, это очень развитая культура. И посмотри вон туда — в углу помещения располагался небольшой бюст лысого бородатого мужика. — Это локация людей.

— Людей? — теперь и мне стало любопытно.

Я посмотрел туда, куда она указывала — и впрямь статуя, явно человеческая. Только скорее в античном стиле — изящная и очень сложная. С высокой детализацией работы.

— Конечно! Всё указывает на то, что здесь жили люди. Люди развитые, если посмотреть на остатки домов — вон тот кусок цилиндра был душем, например. А вон то — дом.

— Дом? — я присмотрелся. Да, у местных были очень интересные вкусы в строительстве.

Напоминает лучшие творения советской архитектуры. С заметным уклоном в античность, и даже во что-то эльфийское. Но всё-таки основа напоминает именно советский футуризм. Изогнутые под необычными углами стены, простые, но в то же время составляющие нечто сложное вместе формы…

Чем дальше мы шли, тем чаще попадались уцелевшие образцы, а где-то вдалеке проступал силуэт далёкой белой башни. Готов поспорить, путь мы держали именно туда.

— И я даже догадываюсь, что это может быть за культура, — продолжила Сайна.

— И? Не томи уже!

Но Сайна слишком любила такие моменты, когда понимала что кому-то интересны её истории, она сразу же становилась воодушевлённым рассказчиком.

— С таким уровнем техники из человеческих культур это могут быть стандартные эридианцы, редкие колдеры или ещё более редкие ариане. Но у последних не было такой техники, у ариан всё как у каких-то славянских эльфов сделано. В смысле, славянский колорит, резные деревянные постройки, обилие зелени во всём и всяких сложных узоров. Ну, как в легендах про Гиперборею или в той легендарной истории про культиватора с ледяной сферой Морены…

Я бросил взгляд разбитую статую — что-то вроде ребёнка, обнимающего земной шар. Нет, здесь явно не ариане. Скорее какая-то высокоразвитая технократическая культура.

— А теперь посмотри вон туда — она кивнула на пышный куст в вазе, оставшийся на обрушенном доме. — У эридианцев в локациях не бывает земли и живых растений, а у колдеров всегда очень агрессивные локации с заражением, там всё отравлено, какая уж тут флора, и мутанты лезут из всех щелей.

— Это всё разные человеческие.. ээ.. расы? — заинтересовался Рейн.

— Культуры. У каждой свой язык, история, даже родной мир они описывают по-разному. Но все точно люди. Проходчики находили тела и тащили их к инфо-терминалам. Так вот, эта крайне редкая, почти мифическая культура. Ты на всём рынке может с пару артефактов найдёшь в свободном доступе.

— Значит, здесь может быть что-то полезное?

— Определённо может! — в глазах Сайны блеснули опасные огоньки. — Любая штуковина здесь может оказаться ценнейшим технологическим артефактом!

— А чем ещё славятся эти твои… как их там?

— Селениты, — улыбнулась Сайна. — О них почти ничего не известно кроме легенды. Считается, что это самая успешная человеческая культура. Самая могущественная, и при этом создавшая райскую утопию. Мир, где все счастливы.

— Так не бывает, — отмахнулся Мерлин.

— Потому это и легенда, — ещё шире улыбнулась Синица. — Они уникальны, потому что пришли к взаимопониманию, отказались от войн и вместе работали над общим благом. К сожалению, о них реально не известно вообще почти ничего. Только одно, главный стержень, фундамент, на котором строилось их общество…

Сайна затихла, вновь чуть улыбнувшись и предвкушая продолжение своей истории.

— ..В основе общества лежала некая идея о полном отказе от лжи. Селениты с детства воспитывались поколениями в условиях о том, что любая ложь,