Слушая Тройлека, Найл начел понимать, откуда взялось в языке смертоносцев слово «шивада». Паук не выстреливал в него картинкой, а плел из речи красивое кружево, напоминающее сказки, которые рассказывал по вечерам дед.

— Легенда гласит, что однажды в одном пустынном лесу, на границе между враждебными племенами, оставшийся без стада пастух-человек встретил богатого пастуха-паука. Но человек не стал пытаться убить недруга. Человек оказал: «Давай я построю дом, в котором ты и твои дети смогут укрываться от холода. А ты за это отдашь мне половину стада, чтобы я мог прокормить своих детей…»

Не знаю, большое было у паука стадо или маленькое, но он согласился. И зажили пастухи в одном доме сытно и спокойно. Потому что, когда входили в лес люди, пауки прятались в доме, а человек говорил: «Здесь живу я и мои овцы, а больше нет никого». И воины уходили, никого не тронув. А если в лес приходили пауки — прятался человек, а сосед его выпроваживал непрошеных гостей. Долго ли, коротко ли жили они так, но слухи о спокойной жизни в лесу на границе разошлись меж обоих народов, и скоро вырос там целый поселок. А поселок — это уже не пустой лес. Услышали люди, что двуногие воины хотят поселиться в богатом поселке и ходить оттуда воевать пауков. Услышали и пауки, что их воины тоже хотят поселиться в поселке и ходить воевать из него людей. Стали гадать они, как быть.

И вышел тут на улицу Горхор-кузнец и бросил клич:

«Да доколе будем прятаться мы, как черви в земле навозные! А пойдем-ка да скажем сами, как жить хотим!»

И вышла из поселка Граничного армия из людей и пауков, вошла в земли человеческие да поставила на центральной площади столицы столб власти, а на столбе был паук с человеческим лицом. Запретил Горхор-кузнец убивать людям пауков, а паукам — людей под страхом мучительной смерти.

Не хотели глупые люди признавать правды Горхора-кузнеца, затеяли они смертельную сечу. Но парализовали пауки глупцов своей волей, и стали те вялыми, как зимние мухи. Рубили их воины из Граничного сколько хотели, пока не склонили те головы да не признали правды.

Повернул тогда Горхор-кузнец свою армию, пошел на земли паучьи, поставил и там столб власти. И опять была сеча великая, но что не могли сделать с врагами люди, делали за них соседи-пауки, а что не умели пауки — делали люди. И остановилась битва на землях пауков, признали и они правду новую.

А когда вернулось войско назад в Граничный, звали предводителя уже не Горхор-кузнец, а Горхор-князь.

Страна Граничная росла в те давние времена, как брюхо клопа во время обеда. Везде появлялись столбы власти, изображавшие паука с человеческим лицом. Под страхом лютой смерти паукам и людям запрещалось сражаться между собой. А еще запрещалось пасти скот на равнинах и вытаптывать поля. В те годы много земледельцев расширили посевы, а почти все люди-пастухи разорились в прах. Но князь охотно брал их в свою армию: пахари-люди и пастухи-пауки могли прокормить много воинов. Армия Граничной сделалась грозой для соседей, а на землях страны навсегда воцарился мир.

— Значит, вы пришли из страны Граничной? — спросил Найл.

Паук в ответ тихонько засмеялся.

— Эта история произошла давно. Очень давно. С тех пор страна стала намного больше. Намного… А из Граничной пришел мой отец. Он рассказывал, что жить там ныне тесно. Каждый клочок пашни на вес золота, а мясо дешево, как воздух. В конце концов он решился продать все стадо, заплатил самке за детей, а через год забрал нас с братьями и подался на юг…

Разве ты не знаешь?..

Паук может оплодотворить самку только один раз в жизни. Говорят, раньше существовал обычай: после брачной встречи самка поедала паука — чтобы он больше не отвлекал ее внимания понапрасну.

Когда пауки обрели разум, этот варварский обычай прекратился, но законы природы остались прежними: паучиха рожает детей каждый сезон, а в конце года без сожаления бросает предыдущий выводок. Паук может иметь детей только раз в жизни и поэтому готов заботиться о них до конца дней. Обычно, прожив год с матерью своего потомства, отец забирает своих детей и дальше воспитывает сам.

Матери я не помню вообще. Первое воспоминание — это жук-древоточец, который пытается затащить меня в нору. Я визжу от страха, а он тянет. И слюнки глотает в предвкушении… Представляешь, каким маленьким надо быть, чтобы этот жучок казался гигантом? Потом он чего-то испугался и убежал. С тех пор я ненавижу древоточцев. Пока не вырос, убивал при каждой возможности. Но уже к концу года эти вонючки показались слишком мелкой добычей.

Обитало их в материнском доме несметное количество. Дом был деревянный, но питались они, похоже, только новорожденными паучками… Жирные такие, на нас отъелись… Их никто не уничтожал — ведь за это нужно платить. А наша мать была дешевой, отец не мог позволить себе дорогую. Не мог заплатить за врачей, за охрану. Поэтому к концу года нас осталось только пятнадцать. Не знаю, сколько нас родилось. Из детства в памяти сохранился только огромный жук-древоточец, коричневые деревянные стены и влажная духота. А в один из дней дохнуло свежим воздухом, я увидел яркое небо, зеленую траву и большого паука со сломанными передними когтями. Паук сказал: «Рад видеть вас, дети. Нам пора» — и повел по дороге.

Вот так мы и оказались в предгорьях Северного Хайбада — отец и пятнадцать моих братьев. На оставшиеся деньги папа купил ягнят и самое дешевое пастбище. Это были скалы с редкими зелеными кочками. Одну из расселин мы затянули паутиной полностью, для себя, а в другой сделали только навес от дождя и ветра — для овец.

Сперва над нами насмехались: в тех местах никто и никогда не занимался скотоводством. Но местные жители и понятия не имели, каковы пастухи-пауки.

Мы можем приказать каждой овце подняться на отдельный уступ и щипать там травку, можем заставить ее вставать на задние ноги или свешиваться вниз. Можем почувствовать, когда она захочет пить или устанет, когда у нее что-нибудь заболит. А люди способны только бегать вокруг стада да кнутом щелкать.

Потом двоих братьев забрали осы. Потом еще одного. А когда погиб четвертый, отец пошел в деревню, к местному кузнецу. Того звали Таро, да продлятся бесконечно годы его жизни. У отца не осталось денег, и он просил кузнеца сделать пластины в долг, обещал осенью по два барана за каждую.

Вообще-то нас в поселке недолюбливали. В этих местах столб власти поставили совсем недавно, и люди смотрели на пауков косо. А тут стадо. Пришли мы на бросовые земли, а овцы наши жирели так, словно их молоком откармливали. Завидовать нам стали. А это — злое чувство. Но Таро сказал: «Дети не должны умирать, будь у них две ноги или восемь».

Так я получил первую пластину… Ты знаешь, что оса парализует пауков только одним способом — укусом точно в нервный центр? Если закрыть спину металлической пластинкой, то оса потыкает, потыкает жалом да и улетит. Все пауки носят на спине пластины. Если, конечно, не совсем нищие.

Я страшно гордился новенькой пластиной. Мне казалось, что я неприступен, как каменный утес. Осенью мы с отцом пригнали к дому Таро стадо из лучших баранов. Того долго мучила совесть — считал, что взял слишком много. И выковал мне в подарок стальные когти на лапы — чтобы я свои не поломал. У пастухов это часто бывает.