Ужинали люди молча. У рабов даже челюсти еле двигались от усталости, а один так и заснул с куском вяленого мяса во рту. Женщины вымотались не меньше — в сознании некоторых из них Найл увидел желание смерти. Они хотели умереть и разом избавиться от всех мучений. Правитель понял, что до Диры все они просто не дойдут.

Найл вспомнил про предложение Дравига. Заплатить жизнями одних, чтобы других смертоносцы довезли на себе. Теперь этот вопрос можно поставить иначе: погибнут все или только часть? Но решиться самому, собственными руками отдать людей на смерть Найл не мог. Просто не мог — как стена в мозгу. Разумом понимал, что если не пожертвовать единицами, то погибнут все — но не мог.

Утром люди еле шевелились. Никто даже не встал. Несколько минут Найл рассматривал их, все еще не решаясь на вынужденный шаг, потом резко встряхнулся: сам он дойдет, ничего с ним не случится. Вопрос стоит о жизни девяти женщин и шести рабов. Теша свои моральные принципы, пытаясь спасти всех, он всех же и убивает. В угоду собственному спокойствию, в угоду своей совести, не признающей доводов разума, он гробит девять человеческих жизней…

— Дравиг, — мысленно позвал Найл, — ты меня слышишь?

— Да, Посланник Богини.

— Со мной осталось девять женщин и шесть рабов. Хотя бы женщин вы сможете довезти до Диры?

К чести смертоносца, он сразу понял смысл вопроса и не стал мучить Найла излишними вопросами.

— Хорошо, мы отвезем их, Посланник Богини. А ты сам?

— Нет. Платить чужими жизнями за свои ноги не хочу.

Найл быстро пошел вперед, не желая видеть того, что сейчас здесь произойдет.

* * *

К озеру Найл вышел в сумерках, отстав-таки от армии смертоносцев часа на два. Стражницы, заметив правителя, повесили над небольшим костром котелок. Одна из них приблизилась к господину, протянула наполненную свежей, прохладной водой флягу. Найл от души, не экономя драгоценные в пустыне глотки, напился, скинул тунику, устало прошагал к берегу и упал в вяло катящиеся волны.

Легче не стало: за день озеро нагрелось, и теперь, когда сумерки подарили воздуху первую прохладу, вода казалась жаркой и душной, как полуденное предгрозовое марево. Найл несколько минут посидел по плечи в воде, позволяя кудрявым барашкам задиристо бить его в подбородок, потом выбрался из озера и улегся на прохладный песок вдоль линии прибоя. Влажную кожу приятно освежало слабым ветерком. Возникало такое ощущение, будто усталость медленно стекает вниз, в песок, а ветер надувает тело свежими силами.

— Ужин готов, мой господин, — присела рядом одна из стражниц.

— Сейчас приду. — Правитель с сожалением встал, накинул тунику, направился к костру.

Отдельной посуды не было, все черпали похлебку прямо из котелка. Женщины сидели тихо, понуро. Они не понимали, в чем дело, — ведь рабов в городе всегда считали не людьми, а мусором, естественными отходами, связанными с существованием расы паучьих слуг. Разумом они не понимали, что же случилось сегодня утром, но на эмоциональном уровне ощущали: произошло нечто нехорошее. Найл порадовался: это означало, что в сознании людей начали происходить изменения, что даже воспитанные в безусловном подчинении смертоносцам, женщины начинают сознавать ценность человеческой жизни, вне зависимости от того, принадлежит она охраннице или рабу, независимо от того, голоден проходящий мимо паук или сыт. Год свободы, даже такой куцей, какую позволяли смертоносцы, научил главному: люди стали сознавать, что живут не для пауков, а для себя.

А похлебка оказалась вкусной и сытной. Она сохранила пряный аромат и легкую подсоленность вяленого мяса, но сделала его мягким, легко жующимся. Живот наполнился приятным теплом, в голове закружилось. Найл откинулся на спину. В бархатно-черном небе сверкали яркие холодные звезды. Где-то там, высоко в небе, живут люди, его предки, прежние хозяева Земли. Теперь настала эра пауков. Уйдут ли они к звездам, как люди? Или останутся здесь навсегда? А может, вымрут со временем, как вымерли гигантские, могучие, непобедимые динозавры. Кто будет следующим хозяином этой прекрасной планеты? Найл начал перебирать в памяти известные виды живых существ и растений, но их оказалось так много, что правитель уснул, так и не решив этого вопроса.

Воздух пустыни наполнялся жаром, как чашка наполняется горячим чаем. Найл, оказавшийся на самом донышке, откатился в сторону от обжигающей струи, но горячий поток неумолимо последовал за правителем. Найл откатился в другую сторону, но опять без малейшего успеха. Очень хотелось спать, но спать в таких условиях — чистый мазохизм. Правитель недовольно забурчал и открыл глаза. Рядом стоял Дравиг и с любопытством наблюдал за манипуляциями сонного человека.

— Жарко… — сказал Найл, пытаясь скрыть смущение. — Ты давно меня ждешь?

— Я рад тебя видеть, Посланник Богини, — вежливо поздоровался смертоносец, не ответив на бессмысленный вопрос: для паука ожидание не является неудобством. Длится оно минуту или год — все равно.

— Я тоже рад видеть тебя, Дравиг. — Найл встал, отряхнулся от налипшего песка. У него появилось желание искупаться. Днем вода всегда прохладнее, чем вечером.

— Ты оказался прав, Посланник Богини, — сообщил паук, и правитель обозревал пустыню с огромной высоты. Разведчик на воздушном шаре видел одновременно и армию пауков, и армию вторжения. Длина колонн казалась одинаковой, но пауки шли по десять в ряд, а захватчики — по одному. Получалось, даже численно смертоносцы превосходили людей во много раз. Войско из охраняемого осами города шло не за добычей, оно медленно, но неуклонно двигалось к гибели.

Шар неторопливо смещался на север и к тому времени, когда колонна смертоносцев стала вытягиваться вдоль впадающей в соленое озеро реки, повис прямо над армией вторжения.

Теперь, когда под ногами лежали не огромные угловатые камни, а пологие песчаные склоны, захватчики двигались быстро. Найл увидел, как они поднялись на последнюю дюну перед вытянутой в длинную зеленую полоску долиной муравьев. Перепоясанные ремнями пауки резко увеличили скорость и первыми ворвались в оазис. Муравьи-пастухи привычно сомкнулись, закрывая спинами пухлых розовых афид. Однако восьмилапые охотники и не подумали вступать в смертельную схватку. Они ловко обежали пастухов и устроили грандиозную пирушку в самой гуще стада. Парализованные волевым ударом муравьи еле двигались, не представляя никакой угрозы.

В темных зевах нор началось непонятное шевеление, и внезапно, разом, сразу из всех ходов муравейника хлынули потоки рыжих воинов. Увы, хозяевам оазиса не повезло: к этому времени в долину уже вошли люди. Воины быстро и умело сомкнулись в плотный строй — муравьи ударились в живую стену, ощетинившуюся жалами мечей.

Первая волна атакующих схлынула, оставив вдоль живой стены множество мертвых рыжих тел, но буквально через мгновение на людей ринулись новые бойцы. Люди не отступили, наоборот: медленно, уверенно, спокойно двинулись вперед — плечо к плечу, щит к щиту. Рыжие воины побежали. Найл знал, что это не трусость: муравьи вообще не способны бояться. Просто у них есть только две четкие программы: как захватывать чужой муравейник и как защищать свой. Вот и теперь, не сумев прорвать строй врагов, они просто перешли от соблюдения правил атаки к выполнению других привычных правил: создать во всех норах и проходах живые пробки и умереть, преградив путь нападающим.