Это не просто лихорадка по нему. Это какое-то первобытное чувство, что, если не буду глотать его дыхание широко открытым ртом, я умру. Мне его не хватает в легких. Глоток за глотком ошалевшими мокрыми губами, сплетая язык с его языком, цепляясь ему в волосы и прижимаясь губами к губам до боли, до крови и синяков не со стонами, а со всхлипами и голодным рыданием. И меня ведет от его дыхания. Моя личная доза с шипением проникает в вены, и от запредельного кайфа кружится голова. Я не целую. Нет. Это мало похоже на поцелуи. Это пожирание друг друга с диким рычанием двух обезумевших от голода и жажды. Когда первые куски пищи приводят в жесточайшее возбуждение на грани с агонией. Я не знаю, чья кровь у меня на языке – моя или его, и мне плевать, потому что это самое вкусное из всего, что я пробовала в жизни. Я обезумела от отчаянного желания почувствовать его в себе, сейчас. Мне хватало даже языка, толкающегося все глубже и глубже, чтобы начать чувствовать себя живой. Он стонет мне в рот так же, как и я ему, сдирает с меня одежду дрожащими мокрыми руками и отходит назад…а я, тяжело дыша и облизывая окровавленные губы, смотрю ему в глаза и понимаю, что еще секунда, и сойду с ума от этой разлуки в сантиметры, мне кажется, он мой воздух себе забрал… И глаза его бешеные… от одного взгляда голод набирает такие обороты, что меня начинает трясти. Мне кричать хочется, что я задыхаюсь, и он это знает, набрасывается снова.

 Задирает юбку, и я извиваюсь, помогая поднять быстрее, впиваясь ногтями ему в плечи, срывая пуговицы с рубашки, притягивая к себе за воротник, и снова пальцами в волосы, чтоб не оторвался. Чтоб не убивал отсутствием кислорода. Дышать хочу его рычанием, глотать, как смертельный наркотик, жадными глотками, так, чтобы горло болело.

– Соскучился.

Острым лезвием по оголенным нервам, лаской по всему телу, так, что начинает шатать от страсти и швыряет прямо в космос. Высоко, так высоко, что от набранной скорости свистит в ушах и тело вибрирует от приближения взрыва. Да. Только от звука его срывающегося голоса, от этой хрипотцы. Запрокинула голову, закатывая глаза и чувствуя, как оно все ближе и ближе, как сейчас взорвется это проклятое напряжение. Проводит пальцами между ног, а я головой из стороны в сторону, широко открыв рот… я уже в точке невозврата. Но он не чувствует. Не сейчас. Не в тот момент, когда сам трясется крупной дрожью в голодной лихорадке.

Рывком в меня пальцами, и я воздух судорожно хватаю…раскачиваясь на том самом лезвии. Еще секунда, и я сорвусь.

Я даже слов отличить не могу…только голос. Голос, который ведет все ниже и ниже, туда, где пальцы жадно ласкают пульсирующую плоть, и я смотрю ему в глаза остекленевшим взглядом, замерев всем телом, чтобы сорваться в оргазм с последними словами, сорваться прямо в пекло его глаз. Сильно, с гортанным воплем, запрокинув голову, ударяясь о стекло, изогнувшись всем телом, впиваясь снова в его волосы, и на выдохе:

– Убивай…

Сжимая в оргазме колени, содрогаясь всем телом, ища его рот, чтобы со стоном выдохнуть еще раз:

– Убивааай.

***

Когда взорвалась, мне показалось, сам вместе с ней на атомы сумасшествия разлетелся. И теперь кружил под каплями дождя, оголтело отбивающего сатанинские ритмы где-то вне границ нашего мира. За пределами нашей общей лихорадки. Там, где не колотит от жажды вгрызться в её искусанные губы и до одури пить рваное дыхание.

– Убью, – языком по её губам, – обещаю. Убью.

Развернуть её к себе спиной, рванув вниз бюстгальтер и жадно сминая ладонями грудь с вызывающе торчащими соскам, ведя носом по её щеке,

– Смотри, маленькая, – глядя на наше отражение в стекле, расстегнуть молнию брюк, чтобы, отодвинув трусики, тереться об округлые ягодицы. Откинул голову назад, резко втягивая в себя воздух…Дьявол! Ощущение, будто взорвусь, не успев войти в неё. Потому что слишком сильная жажда по этому телу, слабому, дрожащему в моих руках. Мой самое большое искушение, настолько сильное, что даже ни разу в голову не пришло, что устоять смогу. Потому что знал – ни хрена не устою. Тем более теперь, когда знал, какое бешеное удовольствие обладать ею.

До крошева стиснув зубы, смотреть на её закушенную губу и глаза, затуманенные, подёрнутые поволокой наслаждения. Отражение мигает, то исчезая, то появляясь вновь в свете тусклой лампы. Отблески молний выхватывают её лицо…не просто красивое. Идеальная красота. Хотя заводит далеко не это. Красота может быть холодной, вызывающей желание лишь издали любоваться, возможно, поклоняться. И не более того. С ней? Чёрт, от её красоты слишком горячо. Горячо в низу живота, в венах кровь пениться начинает, и дерет горло от желания трахать до потери пульса. Её красота – чистейший секс. Особенно когда она вот такая, с мокрыми волосами, которые я наматываю на ладонь, и она резко выдыхает, не отводя от меня взгляда. Снова дрожит, прижимаясь ко мне, и выгибая спину. А меня ломает. От этой покорности ее. И от того, что впервые не чувствую себя заменой. Впервые не вижу, как при взгляде на зеркало, о другом думает. Точнее, вижу, что не думает. Настолько моя, настолько чувствует…что меня корёжит от желания пометить как свою. Пальцем по шее, надавливая на нежную кожу, пока не появляется тонкая красная бороздка. От подбородка и вниз, и я зажмуриваюсь на мгновение, чтобы не наброситься на запах её крови.

Рывком к себе за волосы, насаживая на член, и зарычать от грёбаного удовольствия, слишком сильного и нереального, чтобы оказаться правдой. От безумия, кристаллизовавшегося в воздухе. Я, мать его, вижу эти кристаллы! Бордово-красные, цвета её крови. С чёрными вкраплениями моей одержимости.

Удерживая за бедра и за волосы, вдалбливаться остервенело в её тело, сатанея от громких стонов. От того, как запрокинула голову и зашипела, когда в сторону за волосы дёрнул и в шею сзади клыками вонзился, стиснув руками бёдра, когда вкус её на языке ощутил. Вкус терпкого вина, безжалостно ударивший в голову.

Ослепительно красивая в своей порочности, моя