Он взял ее и сделал своей, и по собственной глупости потерял.

Они никогда не смогут быть вместе. Никогда.

Я одинок.

Я страдаю.

Тэлон в ярости вопил.

Внезапно что-то справа привлекло его внимание. Тэлон нахмурился.

Из-под его кровати что-то выглядывало.

Он подошел к ней и вытянул это.

Сердце остановилось, потом застучало с бешеной скоростью.

Саншайн оставила их для него. На трех картинах были нарисованы его хижина, причал и вид с крыльца.

Он смотрел на яркие, свежие краски, передававшие окружающие пейзажи в свете дня.

Картины были прекрасны, но не так, как женщина, подарившая их ему.

Женщина, которая сделала ему самые большие подарки за всю его жизнь.

Он нашел записку, вложенную между полотнами.

Открыл ее и почувствовал, как скрутило живот.

Это — болото, каким я его вижу, но что я не могу нарисовать на холсте, это тебя, такого, каким вижу.

Никакой краской или кистью не передать такого, как ты, героя. Они никогда не будут в состоянии отобразить звук твоего голоса, шепчущего мое имя. Того, как покалывает мою кожу, когда ты прикасаешься ко мне.

Твою страсть внутри меня.

Я люблю тебя, Тэлон. Знаю, что не смогу удержать тебя. Никто никогда не сможет приручить дикое животное.

У тебя есть работа, которую ты должен делать, и у меня тоже. Я только надеюсь, что когда ты подумаешь обо мне, то улыбнешься.

Моя любовь всегда с тобой,

Саншайн.

Он перечитал записку четыре раза.

В течение многих столетий он любил Нинью. Но то, что он чувствовал к Саншайн, было намного больше.

«Да, ты можешь выиграть битву с богом».

Слова Ашерона всплыли в памяти.

Тэлон измученно вздохнул. Да, он сможет. Завтра ночью он пойдет и позаботиться о Марди Гра для Ашерона.

Но как только это закончится…

Он собирался призвать Камулуса и покончить с этим раз и навсегда.

В среду на рассвете будет мертв или он, или Камулус.

Саншайн не знала, что и думать об Ашероне, когда они вошли в ее квартиру. Он был худой и ужасно высокий. А его глаза…

Она вздрогнула.

Что-то в них заставляло предполагать, что он может видеть ее насквозь, и может слышать каждую ее мысль.

Она бросила мольберт у кушетки и посмотрела на Ашерона, обходящего ее жилище, словно удостоверяясь, что здесь никого нет. Было понятно, что он делал это скорее в силу привычки, чем из-за реальной необходимости убедиться, что они одни.

Его движения были наполнены смертельной грацией. Это была поступь хищника. В Ашероне было что-то истинно сексуальное, непреодолимо-соблазнительное, его близость заставила Саншайн захотеть коснуться его.

Это было так, как будто от него исходил мощный поток феромонов, и одновременно она была напугана. Он походил на великолепное и смертоносное животное, и одна часть ее жаждала обнять его, а другая знала, что вероятнее всего он оторвет руку сразу, как только она коснется его спины.

Он был одновременно притягательной и свирепой личностью, заставлявшей ее желать скрыться за дверью.

Он заговорил, и мощный звук его голоса заставил ее подпрыгнуть. Но больше она была поражена тем, каким эротичным оказался этот голос. Он был таким низким, что даже вибрировал, и каждый произнесенный слог стекал по ее спине обольщающей лаской. Никогда ей не доводилось находиться рядом с мужчиной, тело которого и личность которого, казалось, были созданы с единственной целью — сексуального соблазнения женщины.

Малыш, это, блин, сработало.

— Ваш брат Сторм сейчас убирается внизу. Вы могли бы попросить его провести ночь в вашей квартире.

— Откуда Вы знаете, что Сторм внизу?

— Просто знаю.

Она нахмурилась — он был еще более жутким, чем ее бабушка.

— А почему Вы не остаетесь?

— Ты этого хочешь?

Нет, в действительности — нет. Но ей не хотелось оскорблять его.

— Вероятно, у Вас есть дела.

Его молчаливая усмешка, казалось, говорила о том, что он услышал ее настоящий ответ.

— Тогда, спокойной ночи, Саншайн.

Он пошел к двери.

— Ашерон, подождите.

Остановившись, он посмотрел на нее.

— Я правильно поступила, покинув Тэлона? — спросила она. — Он нужен вам, правда?

Глаза, похожие на ртуть, опалили ее.

— Думаю, что Вы должны делать так, как сказала ваша бабушка. Следуйте за своим сердцем, Саншайн.

— Как Вы узнали об этом?

Он ответил ей подобием улыбки:

— Я знаю о многом.

Это был страшный человек. Она спросила себя, не был ли он потерянным членом семейки Адамс.

Развернувшись на пятках, Ашерон ушел.

Саншайн несколько минут дискутировала сама с собой о том, что она могла бы сделать для Тэлона. Но, в конце концов, она знала, что требовало ее сердце…

Она спрашивала у Психеи, возможно ли вызвать богиню. У нее не было уверенности в том, была ли честна Психея, но существовал только один способ узнать это.

— Артемида, — произнесла Саншайн вслух, — я призываю тебя в человеческом облике.

Ничего не произошло.

Не было ни звука, ни яркой вспышки.

Ничего.

Сникнув, она пошла в спальню.

— Кто ты? И почему взывала ко мне?

Саншайн застыла при звуке раздраженного голоса с акцентом позади себя.

Развернувшись, она увидела невероятно высокую, красивую женщину, стоящую у софы. У Артемиды были длинные волосы темно-рыжего цвета, которые вились вокруг ангельского лица с ярко-зелеными глазами, в которых не наблюдалось счастья от пребывания здесь.

Богиня была одета в длинное белое обтягивающее платье, руки упирались в бедра.

— Вы — Артемида?

— Хм, позволь подумать. Ты призывала Артемиду или Питера Пена?

Ну, богиня явно не вела ночной образ жизни. И давала новое определение слову раздраженный.

— Я призывала Артемиду.

— Тогда, поскольку я одета не в зеленое, и у меня тело женщины, а не какого-то там незрелого мальчика, предполагаю, что я должна быть ею.

— Вы всегда так раздражительны?