(Говоря это, он постукивал по плечу Офелии набалдашником трости.) – А сейчас, господин Торн, вот вам вопрос, который задают лишь немногим избранным: вы хотите встретиться с Богом?

– Это мое самое сильное желание.

Офелия настойчиво смотрела на Торна, пытаясь поймать его взгляд. Он ответил барону так пылко, и в его глазах загорелся такой живой интерес, что она сразу поняла, как он взволнован.

– Я устрою вам встречу, – пообещал барон Мельхиор. – Так я хотя бы компенсирую то, что не смог устроить ее госпоже Хильдегард. Ну, а сейчас нам надо заняться нашей юной особой, – вздохнул он, задрав подбородок Офелии набалдашником трости. – Убийство претит мне так же, как и вам, но, боюсь, она слишком много видела и слышала.

Торн задумчиво потер указательным пальцем нижнюю губу. В отличие от Офелии, у которой стекла очков заметно посинели от страха, он нисколько не беспокоился.

– Я согласен с вами, но предлагаю просто изменить ей память. Я наполовину Летописец и могу сделать так, что она забудет все здесь случившееся.

Офелия знала: это ложь. По собственному признанию Торна, он никогда не делал ничего подобного, но сейчас его слова звучали очень убедительно. Барон Мельхиор, казалось, тщательно обдумывал предложенный вариант, поигрывая тростью. Наконец он оставил в покое локоть Офелии, положив конец ее пытке, и даже в приступе галантности поцеловал ей руку.

– Польщен знакомством с вами, мадемуазель.

С этими словами он театрально распростер руки и освободил ее с таким видом, как будто выпустил в небо птицу из клетки.

Офелия даже не испытала облегчения, она была на грани нервного срыва. Шатаясь, девушка направилась к Торну, который невозмутимо ждал ее у лестницы.

Чем дальше отходила она от барона Мельхиора, тем больше боялась, что сейчас он передумает и раздавит ее одним ударом трости, как монокль Гаэль.

Однако он не двинулся с места.

Увидев искаженное лицо Офелии, Торн схватил ее за плечи:

– Что вы с ней сделали?

– Может быть, в вашей власти стереть ее воспоминания, но вам не удастся изменить ее натуру, – пренебрежительно ответил барон Мельхиор. – Эта девочка слишком любопытна и упряма, что рано или поздно очень осложнит нам жизнь. Не обижайтесь, дорогой партнер, но я предпочитаю свои методы.

Офелия его почти не слышала. Ее охватил странный жар, постепенно сменившийся острой болью, которая, как лезвие ножа, медленно входила под ребра. Девушка выскользнула из рук Торна, упала на колени и сжалась в комок.

– Это иллюзия моего собственного изобретения, – спокойно объяснил барон Мельхиор, неторопливо подходя ближе. – Я создаю ее прямо внутри тела. Сердце начинает биться как сумасшедшее, а потом останавливается. Безупречная смерть – без насилия, без спазмов, достойная и приличная. Разумеется, потом, во избежание проблем, мы объясним, что это был несчастный случай. Большой межсемейный трибунал с такими вещами не шутит.

Офелия лежала на полу, в холодной испарине, прижимая руки к груди и тщетно стараясь унять сердцебиение.

«Это иллюзия, это просто иллюзия, – твердила она себе. – Мне только кажется. Мое сердце в порядке. Это иллюзия, иллюзия, иллюзия…»

Но боль была нестерпимо реальной.

– Ну-с, а что вы скажете насчет моего предложения? – спросил барон Мельхиор, протягивая Торну руку. – Согласны, дорогой партнер?

И вдруг на очки Офелии брызнул фонтан крови. Она увидела, как на паркет, прямо рядом с ней, упали пять отсеченных пальцев, унизанных перстнями.

Барон Мельхиор, не веря своим глазам, уставился на изуродованную руку.

– Я… в чем дело?

– Отмените свою иллюзию.

Голос Торна шел откуда-то изнутри, как звериное рычание. Он не шевельнул и пальцем, но Офелия почувствовала, что он весь заряжен электричеством.

Изумленный барон Мельхиор выпучил глаза и побледнел при виде собственной крови, льющейся потоком по его сюртуку, брюкам и туфлям.

– Вы пустили в ход когти? – выдохнул он. – Вы сошли с ума! Я собирался исполнить ваше самое…

Торн схватил его за кружевное жабо и рванул с такой силой, что барон задохнулся.

– Я отказался от своего желания в тот самый миг, когда подал в отставку, – прошипел он сквозь зубы. – Отмените свою иллюзию!

Бледное лицо барона стал багровым, и он яростно ударил Торна тростью по лицу.

– Вы никогда не собирались вступать со мной в союз, никогда! Вы пользовались мной, чтобы спасти эту маленькую замарашку. А ведь я предлагал вам встречу с Богом! Смотрите, как из меня хлещет кровь! – возмутился он, потрясая искалеченной рукой. – Фу, как это грубо! Вы глубоко разочаровали меня, господин Торн.

Барон Мельхиор снова замахнулся тростью, но она упала на пол вместе с пальцами другой руки – Торн снова воспользовался своими когтями. Потеряв равновесие от боли и неожиданности, барон зашатался и упал на ограждение лестничной площадки; перила опасно прогнулись под его тяжестью.

Офелия смотрела на эту сцену сквозь упавшие на лицо волосы и забрызганные кровью очки. В глазах стремительно темнело, а сердце не выдерживало безумной скачки.

– Отмените свою иллюзию! – снова приказал Торн.

Барон Мельхиор разразился злобным смехом и приподнялся.

– Бросьте, вы же не собираетесь убивать министра элегантных искусств и представителя Бога!

Ударом ноги в живот Торн снова отбросил барона на ограждение, и на этот раз оно не выдержало. Услышав звон металла и хруст ломающихся костей, Офелия зажмурилась.

Она лежала на полу, не поднимая век, в темноте, чувствуя, как по всему ее телу разливается спокойствие. Бешеная пульсация крови замедлилась, пожар под кожей постепенно угасал. Боль утихала, а вскоре исчезла совсем. Удар за ударом выравнивался сердечный ритм. «Все творения Миражей исчезают после их смерти». Сердце Офелии снова стучало ровно, потому что сердце барона Мельхиора остановилось.

Когда она вновь открыла глаза, Торн стоял около нее на коленях.

Не говоря ни слова, он откинул с ее лица спутанные волосы, снял с нее очки и пристально посмотрел в глаза. Потом грубоватым, но опытным движением заправского врача повернул ее подбородок сначала в одну сторону, затем в другую, проверяя, может ли она фокусировать взгляд.

Офелия надеялась, что Торн не заметит, с каким трудом она сдерживает рыдания. Даже без очков она видела кровавую рану через все его лицо, пересекающую старый шрам, – след, который оставила трость барона Мельхиора. Глядя на Торна, на его насупленные брови и плотно сжатый рот, Офелия подумала, что лучше бы он дал волю своему гневу, а не сдерживал его.

Торн коротко спросил:

– Как сердце?

– Все хорошо, – пролепетала она. – Иллюзия кончилась. Я чувствую…