– Он мог захватить заложников. Надо проверить все машины, – настаивает Лопес.

Воорт вспоминает, что в составленном Мичумом психологическом портрете Грина сказано: если того загнать в угол и будет хоть какой-то шанс спастись, даже минимальный, – он без боя не сдастся.

Фэбээровец качает головой.

– Джек, послушай меня. Вы, дельтовцы, торопитесь действовать, но если пострадает хоть один человек, то кто угодно: родственник, очевидец – может возбудить гражданский иск против кого угодно: от нас с тобой до начальства в Вашингтоне.

– Так вот что тебя беспокоит? Иск? – Лопес ошеломлен.

В составленном Мичумом профиле говорится: «Грин считает, что, если его арестуют, его убьют, поэтому, по моему мнению, он предпочтет умереть раньше».

– Меня беспокоит сотня вещей, которые могут пойти наперекосяк, и иск – только одна из них. Пусть попробует переговорщик, ладно?

Воорт, отряхиваясь, вмешивается в разговор:

– Откуда вы знаете, что этих раненых не подстрелил – случайно – кто-то из наших?

Майк Каллен разглядывает Воорта, словно перед ним бездельник, забредший на его вечеринку. На инструктаже его не было.

– Это еще кто такой? – спрашивает он Лопеса.

Воорт продолжает:

– Откуда вы знаете, что пострадавших подстрелили не ваши люди и что ваше промедление не приведет к иску?

Лопес ухмыляется.

Каллен задумывается.

– Мне надо позвонить в Вашингтон.

– А пока ты звонишь, – говорит Лопес, – мы начнем атаку. – И добавляет, обращаясь к Воорту: – Если когда-нибудь решишь уйти из этого педерастического отдела сексуальных преступлений, переходи ко мне.

– Я хочу сейчас пойти с твоими ребятами.

Лопес уже повернулся к разложенной на столе карте и водит пальцем по южной части периметра, словно представляя движущуюся стрелковую цепь.

– Похоже на личные счеты, – замечает он, не поднимая головы.

– Так и есть.

– Во время атаки пригибайся. Люблю неравнодушных людей.

Воорт надевает черный обтягивающий комбинезон, черные ботинки, черный шлем и монокулярный прибор ночного видения. Прибор почувствует излучаемое тепло впереди и покажет в красных и зеленых тонах. Еще на Воорте кевларовый жилет и наушники, благодаря которым все сообщения звучат прямо в ухо, и микрофон, чтобы переговариваться с командным центром. На поясе висят две световые гранаты – только для отвлечения внимания. В отличие от копов из антитеррористического отдела, готовящихся ползти по-пластунски в сырость и холод, Воорт берет свой «браунинг» тридцать восьмого калибра – он не учился пользоваться легкими полуавтоматами, состоящими у них на вооружении.

Где-то в темноте кричит женщина:

– Помогите кто-нибудь!

Наверное, до этого она была без сознания. Теперь очнулась, охваченная страхом и болью.

– Помоги-и-и-и-и-те!

Крик врезается, впивается в него, но Воорт ничего не может для нее сделать – только сохранять позицию в цепи. Он должен сохранять позицию в цепи. Группа захвата, словно армия вторжения, выстроилась поперек Восемьдесят седьмой улицы, южной границы кордона. Их расставили с промежутком пять футов, так, чтобы, если придется стрелять, огонь велся вдоль дороги и пострадало как можно меньше посторонних.

В наушниках раздается голос Лопеса (по крайней мере четкий):

– Не терять из виду соседей справа и слева. Если найдете раненных – медики пойдут сразу позади вас. Если найдете невредимых гражданских – отправляйте в тыл. Идущим впереди проверять каждую машину, каждый грузовик. Тем, кто сзади, – сохранять строй. И чтобы не было разрывов в цепи, через которые он сможет проскочить.

Воорт снимает пистолет с предохранителя.

Снова голос в наушниках:

– И ради Христа, не стреляйте, если не уверены, в кого стреляете. Если начнется стрельба на другом конце оцепления, падайте на землю или прячьтесь в укрытие. И цельтесь ниже.

Они ползут.

Мостовая скользкая и обледеневшая. Все равно что ползти по-пластунски по катку. Полицейские машины, наверное, уже подъехали. Местные полицейские будут сдерживать толпу в нескольких кварталах отсюда, подальше от шальных пуль.

Женщина на дороге кричит:

– Господи!

Разумеется, они с Микки обучались штурмам на учениях. Во время занимавших целый день занятий они врывались в покинутые дома: впереди головной дозорный, помощники прикрывают углы и двери.

Учения проходили в особняках, лифтах, конторах, аэропортах. Во время прошлогодней, совместной с ФБР, городской антитеррористической недели они провели несколько ночей во Всемирном торговом центре, в Музее естественной истории, на стадионе «Ши» и на фондовой бирже. Спускались из окон на веревках. С крыш наблюдали за «террористами» в бинокли.

Но ни разу на учениях Воорт не участвовал в операциях, подобных этой. Ему еще не приходилось ползать по лужам и покрытой ледяной коркой траве через дорогу и разделительную полосу, по собачьим экскрементам, веткам, щебенке, жестянкам из-под газировки.

«Наверное, подобные учения бывали у Мичума в Вест-Пойнте».

Дождь заливает рот и уши, стучит по шлему, волосы липнут к коже. Одежда промокла насквозь. Пистолет обмерзает, превращается в ледяную скульптуру. Десны болят от холода, лодыжка пульсирует. Ноги промокли.

И вот цепь останавливается возле первого брошенного автомобиля – белого «шеви». Дверца со стороны водителя открыта. В машину забирается коп.

– Никого!

Дальше стоят «тойота-королла» и автобус из Атлантик-Сити. Грин мог бы быть там. Но находят они только трех старух, прячущихся в автобусе.

Воорт снимает руку с пистолета, разминает пальцы.

Пока он двигается, переговорщик, чтобы заглушить возможный шум, снова берется за мегафон, уговаривая Грина выйти и, надо надеяться, хотя бы отвлекая его.

Левую руку Воорта пронзает резкая боль, и он понимает, что порезался о разбитое стекло. Он слышит свое дыхание – влажный, холодный, хлюпающий звук.

В наушниках раздается спокойный голос:

– У меня тут мужчина и женщина, невредимые, в фургоне-«додж». Отсылаю их в тыл. Мужчина и женщина.

На дальнем конце цепи – Воорту даже не видно – копы добрались до кричащей женщины.

– Здесь нужны носилки!

«Кажется, будто прошло уже несколько часов. Как далеко мы продвинулись? Это что, выстрелы? Нет, просто автомобильный выхлоп. Где коп, который был слева? Секунду назад был там. Куда он делся?»

Через наушники – единственную связь с внешним, за пределами пяти квадратных футов, миром – приходит известие, что в одной машине нашли целую семью: отец, мать и две дочери. Целые и невредимые.