— Ты кто такой?

— А вы?

Черноволосая женщина, гибкая, сильная, грубо надавила локтем, и Яша скривился от боли.

— Твое дело отвечать, заморыш, понял?

— Это волковский приятель, — сообщил копающийся в пакете Рыжкова Гончар. — Пиво принес.

— Я…

— Ты мне не ответил, заморыш! Ты понял свою задачу?

— Да, — прохрипел Яша.

— Назови ее!

— Я должен отвечать вам.

— Правильно!

Проказа ослабила хватку, позволяя Рыжкову распрямиться, но тут же втолкнула его в гостиную и резко ударила в грудь, буквально швырнув на диван. И тут же — когда успела, ведь мгновение назад в ее руках ничего не было! — в подбородок Яши уперся ствол пистолета.

— Пасть не разевай, придурок, понял? Орать не вздумай! Пристрелю, как щенка, понял?

— Понял.

— У меня пушка с глушителем, никто и не чухнетея, понял? Мы спокойно уйдем, а ты останешься. Понял?

— Да!

Девушка сделала шаг в сторону, и ее место тут же занял Гончар.

— Ты его друг?

Отпираться глупо.

— Да, — вздохнул Рыжков.

— Вы договаривались встретиться сегодня?

— Нет.

— Врет, — уверенно бросила Проказа. — Дай я ему врежу.

Но Гончар покачал головой:

— Он не врет. Он говорит правду. — Наклонился чуть ниже. — Он уже понял, что я отличаю правду от лжи. Так?

Рыжков мог только кивать. Глаза неизвестного мужчины гипнотизировали, повелительный взгляд вцепился мертвой хваткой, вгрызся, подобно клешу, и проникал все глубже и глубже.

— Как тебя зовут?

— Яша.

Собственный голос показался чужим, незнакомым и прозвучал как будто со стороны. Из кухни или из детской. Глухо прозвучал. Покорно.

— Ты давно знаешь Волкова, Яша?

— Всю жизнь.

— Как интересно… Я рад, что встретил тебя, Яша. А ты рад?

— Очень.

И вдруг поймал себя на мысли, что не лжет. Что ему действительно приятно разговаривать с этими странными, но такими дружелюбными незнакомцами.

— Яша, расскажи мне о друзьях Волкова. У неге ведь есть еще друзья?

— Есть.

— Кто они?

Возможно, где-то в глубине души, в каком-нибудь маленьком ее закутке, в темном чулане, до которого не добрался взгляд Гончара, настоящий, незагипнотизированный Яша кричал: «Молчи!» Возможно. Однако голоса этого, даже если он и звучал, Рыжков не слышал. Все его помыслы были связаны с тем, чтобы как можно полнее ответить на вопрос. Не потому что он боялся — страх давно ушел, не потому что его переполняла приязнь к незнакомцу — это чувство тоже испарилось. А потому, что никаких чувств не осталось вообще.

Яша не контролировал себя.

— Нас четверо…

— Как ты догадался? — осведомилась Проказа.

— Ты сама велела подумать над тем, из-за чего Собиратель нас предал, — рассмеялся Гончар. — Я и подумал. Долго думал. И в один прекрасный момент меня озарило: а над тем ли я ломаю голову?

— В какой момент?

— Когда увидел пиво в пакете этого придурка, — не стал скрывать Гончар. — У Волкова есть друг, который может вот так, запросто, без звонка, завалиться к нему домой. Понимаешь? Старый, проверенный друг. Или друзья. Не ради ли них Собиратель рискнул головой и отправил нас под пули?

— Ты просто угадал.

— Еще нет, — строго произнес Гончар. — Пока мы знаем, что какой-то чокнутый миллионер когда-то сделал стеклянные часы, а сейчас работает над более сложным проектом. И еще мы знаем, что Волков ни с того ни с сего нас предал. И надеемся, что эти факты связаны между собой.

Он потер руки, улыбнулся и вопросительно посмотрел на Проказу:

— Поехали?

— А что делать с этим? — Она кивнула на лежащего без сознания Рыжкова.

— Хочешь его убить?

— Нет.

— В таком случае пусть живет.

* * *

— Подождешь меня в машине, хорошо?

Лежащий на переднем сиденье Серафим поднял голову, без интереса посмотрел на Волкова и вновь опустил ее на лапы.

— Значит, договорились. — Федор помолчал. — Захочешь в туалет, не сочти за труд, спустись и сделай свои дела на коврик, ладно?

Тойтерьер задрал верхнюю губу и тихонько зарычал. Очкарик потер ладонью лоб:

— Поверь, Серафим, я приложу все усилия, чтобы подружиться с тобой. И мне бы очень хотелось, чтобы ты вел себя так же. Мы не в силах ничего изменить, а значит, должны привыкать жить вместе.

Он выждал некоторое время, после чего протянул руку и осторожно коснулся пальцами головы песика. Тот шевельнул ушами, но не отстранился. Не зарычал.

— Мне не жаль Оружейника, но и радости мне его смерть не доставила, — откровенно сказал Федор. — И еще… поверь, я бы выполнил его просьбу и без платы. Не бросил бы тебя. Не потому, что я люблю животных, а потому, что бросить тебя было бы неправильным. Вот так.

Серафим тяжело вздохнул.

Монтаж «Изделия № 1» — Стрекалову очень нравилось это название — проходил в большом цехе. Весь день через большие, чисто вымытые окна — Петрович следил за тем, чтобы порядок на фабрике поддерживался во всем — помещение заливал солнечный свет, под вечер пришлось включить электрические лампы, однако установившегося еще с утра ритма это не нарушило. Илья и три его помощника продолжали работу — Стрекалов хотел обязательно закончить монтаж сегодня.

— Заворачивай, — распорядился Петрович, установив на место очередной блок.

Помощник аккуратно насадил стеклянную гайку на стеклянный же болт и осторожно, сначала пальцами, затем ключом затянул ее.

— Все.

Илья отпустил блок, сделал шаг назад, оглядел почти готовое «Изделие» и достал из кармана рабочего халата пачку сигарет:

— Еще минут двадцать.

— Ага.

Но поддакнул помощник без улыбки, без облегчения, поддакнул, как доложил: сухо, серьезно. Взял пример со Стрекалова, который весь день оставался предельно сосредоточен.

— Красиво получается, — произнес второй помощник.

И едва не добавил: «игрушка». Прикусил язык, Петрович даже в шутку запрещал называть «Изделие» игрушкой, бесился. А если вдуматься — игрушка и есть, не настоящее же изделие, а так — модель.