— Но закрыл все другие дороги.

— Ты переживаешь?

Вопрос был задан очень мягко. Слова проникли в самую душу, и соврать в ответ не представлялось возможным.

— Пожалуй, нет, — признался Очкарик после небольшой паузы. — Мне нравится мое дело… Нет! Я люблю свое дело. И… и я горд, что достиг в нем вершины. И даже больше — оказался над вершиной. Я счастлив.

Он твердо верил в то, что говорил. Слабость, сомнения — все в прошлом. Он сам выбрал путь, сам шел но нему и добился того, чего хотел. И даже чуть больше.

— Не завидуешь Илье?

— Ни капельки, — серьезно ответил Волков. — Разве можно завидовать тому, к чему никогда не стремился? Петрович молодец. Я люблю его, я рад за него. Но завидовать? Увольте. У Петровича нет ничего, что бы могло вызвать мою зависть.

«Изделие № 1» — потрясающий воображение «Руссо-Балт» модели К12/20, целиком и полностью выполненный из стекла, проехал около километра.

Петрович вывез Механикуса с фабрики, высадил, а затем вернулся обратно.

Свидетелей исторического события оказалось немного. Волков, Гончар, Проказа, два помощника Стрекалова, да несколько случайных прохожих, непонятно каким ветром занесенных на тихую улочку в столь поздний час. Все остальные были слишком заняты призраками. Да и считать Гончара с Проказой полноценными свидетелями не следовало: пришедшие в себя бойцы покрошили их из автоматов, сполна расплатившись за бойню у мельницы. А прохожие и вовсе мало что поняли.

Через несколько дней Стрекалов перевез «Изделие № 1» в свое поместье, где для него был выстроен специальный павильон. И иногда катал на нем Ксюху и детей.

Шедевры — они для ценителей.

А публике было представлено «Изделие № 2». «Руссо-Балт» модели К12/20, со стеклянным кузовом и стеклянной панелью управления, со стеклянным рулем и рычагами. Все остальное было сделано из обычных материалов и в точности воспроизводило механизмы старинного автомобиля. «Изделие № 2» вызывало удивление, оно попало на обложки журналов и первые полосы газет, удостоилось внимания политиков, дав повод порассуждать о возрождении российской промышленности, и на несколько лет вперед обеспечило заказами фабрику Стрекалова. Конкуренты негодовали и вынашивали планы постройки стеклянного самолета.

В дом Бабушки Осень Волкова привезли ее помощники, крепкие молчаливые ребята, приехавшие на Ленинский проспект в бронированном «Мерседесе». Она надеялась ошеломить Федора, но не получилось. Войдя в каминный зал и увидев царственную старушку в строгом дореволюционном платье, Очкарик не изменился в лице и даже из вежливости не выразил своего удивления. Присел в вольтеровское кресло и вежливо поздоровался:

— Добрый день, Мама Валя.

— Добрый день, Федя, — отозвалась Бабушка Осень, выдохнув к потолку дым. — Спасибо, что приехал.

Она держалась с Волковым так же, как и всегда, как он привык. Дружелюбно, однако с едва ощутимым превосходством больше пожившего и больше повидавшего человека. С легким превосходством, но с уважением и с теплотой. Она держалась, как держат себя хорошие родители даже тогда, когда у их детей появляются внуки.

Заботливая Мама Валя.

Вот только при нем она никогда раньше не курила.

Бабушка Осень.

— Я всегда чувствовал, что у Петровича хорошая наследственность.

— Увы, Федя, увы… Я бы очень хотела иметь такого сына, как Илья, но он мне неродной. Настоящая мать Ильи умерла при родах. Я вышла замуж за Петра, когда Илье было семь месяцев. — Бабушка Осень улыбнулась. — Еще одна тайна в твою копилку, Собиратель.

— Вы все равно ему родная.

Он не лгал и не старался польстить могущественной предводительнице московских искусников. Сказал, что думал. И под его словами могли бы подписаться многие. Петрович, Лева и Яша — точно. Мама Валя все поняла правильно.

— Мне приятно слышать это, Федя. Я очень старалась.

— Мы вас любим.

— Я знаю. — Она выдохнула ароматный дым. — Ты никогда не задашь этот вопрос, поэтому я отвечу сама: вы четверо стали такими отнюдь не потому, что я была рядом, а благодаря себе. Своей силе. Своему упорству. Своему трудолюбию. Каждый из вас дышит полной грудью. В каждом из вас горит огонь таланта.

Ухаживать Лева умел потрясающе. Переживая влюбленность, он осыпая избранницу знаками внимания. Водопадом комплиментов. Демонстрировал невероятную предупредительность. Но не перебарщивал. Купаясь в его любви, женщина видела рядом не послушную собачонку, готовую на все, дабы услужить, а настоящего мужчину, сердце которого принадлежит только ей.

Во всяком случае — сейчас.

— Ты его бросишь, — грустно улыбнулся Волков. — Он не создан для семейной жизни.

Отошедший к бару Лева помахал им рукой.

— Я знаю, — кивнула Испанка. — С ним нельзя жить, нельзя строить дом. Его можно только любить. Какое-то время быть рядом, а потом отойти в сторону. Но оставаться неподалеку. Видеть его иногда. Купаться в его внимании. — Она вздохнула, припомнив недавние события, и продолжила: — Его любовь защищает, делает нас еще сильнее, ограждает от зла.

— Стычка во дворе, — понял Очкарик.

— В меня тоже стреляли, — ровно ответила Тереза. — Стрелял профессионал, причем — с близкого расстояния. Но промахнулся. А все потому, что перед боем мне повезло встретить мужчину-мечту. Левина любовь защитила меня от пуль, отвела руку бойца.

— В этом его талант.

— Ты угадал, Собиратель.

— Ты использовала его?

— Нет, — покачала головой Испанка. — Его нельзя использовать, его можно только любить. И если бы мои чувства не были искренними, я бы лежала рядом с Травником и Невадой.

Она не лгала, Волков понял это не разумом — сердцем.

— Леве не суждено обрести семейное счастье, не найти ему покоя в тихой гавани, — продолжила Тереза. — Будет портить девок до самой смерти. А они будут к нему липнуть, вызывая у тебя, Собиратель, жгучую зависть.

— Вот еще!

— Лет через двадцать ты вспомнишь мои слова, — рассмеялась Испанка и крепко поцеловала вернувшегося за столик Корзинкина.

— Почему вы не помогли Яшке?

— Он шел своей дорогой, — холодно ответила Мама Валя.

— Он заблудился!

— И кем бы он стал, если бы ему помогло чудо? Если бы бандиты отстали от него по желанию таинственного спасителя, а не потому, что вы с Ильей рискнули ради него? Думаешь, он бы пришел к тебе с извинениями? Думаешь, ты бы увидел когда-нибудь прежнего Яшу?