– Я хочу побыть один. Я тебя не звал. И мне всё равно сожалеешь ты или нет. Мне не нужна ничья жалость и ничье сострадание, – произнес, снова сменившийся на равнодушный тон.

Вне себя от обиды, я понеслась от него прочь. Неожиданно для себя, я сравнила его с гигантским питоном, скользким, холодным, коварным, обвившим меня тугими смертельными кольцами. Если бы кто-то смог мне объяснить, как мне справиться со своим разумом, и отвернувшимся от этого разума сердцем!

Эта плавучая тюрьма сводила меня с ума! Как я завидовала на самом деле чайкам, если бы они только знали! Чем ближе я узнавала Грея, тем несдержанней он становился. Он сам думает о Камиле больше чем я! Ведь я неимоверными усилиями отсекаю любую зарождающуюся мысль о своём любимом мужчине. Я даже не могу смотреть в его сторону, потому что в памяти сразу же всплывает, как он, смеясь, обнимал меня, как я целовала это лицо, как блаженно запускала пальца в эти кудри, и если такое воспоминание пробивалось – я каждый раз умирала внутри себя самой! А Грей будто мстит мне, будто нарочно измывается надо мной! Чтобы стать такой, какой бы он хотел меня видеть, мне бы помог только ритуал по полной очистке памяти, да вот только загвоздка в том, что как раз эта память ему и нужна.

– Тара, куда ты мчишься? На тебе лица нет, – почти натолкнулся на меня Алишер, внезапно возникнув на пути. – Я видел тебя разной, но такой, как в последнее время видеть бы не хотел. Я тревожусь за тебя, чайка. … Насколько сильно ты уверена, что такая жертва действительно необходима? Я же вижу, ты мучаешься! – твёрдая рука сжала моё запястье.

Вот когда понимаешь, насколько важно иметь проверенного друга, без разницы человек это или какое другое создание. Главное, что он терпеливо выслушает и разделит с тобой твои тяготы, беря половину груза переживаний на себя. А у меня в жизни таких было двое, кому бы я могла доверить и излить свою душу: Уин и Алишер. Теперь остался один Алишер. И меня никто уже не смог бы удержать, сильнее всего на свете мне захотелось выговориться и быть услышанной! Я обняла его, как когда-то, найдя успокоение на его груди.

– Как же мне тебя не хватало, мой вольфгар! Видно мои муки, это наказание за прошлые проступки жрецов. Лучше бы меня пытали телесно, чем так истязали мою душу.

И я рассказала ему о Грее, о его изменчивых вспышках, о наших с ним разговорах, о ссорах, о видениях, о его ревности, о его прошлом, о будущем, в котором он запрещает мне даже вспоминать Камиля, о моей заточенной и посаженой на цепь любви, о своей боли.

Так как слушал Алишер, не умел слушать никто. Защищая своим спокойствием, не перебивая, с понимающим мягким взглядом внимательных теплых глаз, на сосредоточенном лице.

– Не скажу, что твоя участь проста. Всё конечно могло быть по-иному, если бы не этот дар. Если тебе суждено стать жрецом, то сила, которую ты получишь, должна быть соизмерима с жертвой, которую ты преподнесла. Но в этой хрупкой девушке, в этой трепетном создании, которое ищет у меня утешения – спрятан сильный и несгибаемый воин, ловкий, изворотливый. Я верю в тебя, Тара. Верю как никогда. Ты выстоишь, чтоб мне провалиться! Судя по твоему рассказу, я понимаю и жертву Хаяма. Ведь это совсем нелегкое испытание – отдать предназначенную тебе женщину другому, даже если это делается и ради высшей цели. Любой другой вольфгар на его месте просто убил бы Камиля без разговоров. А Хаям проявил удивительно крепкую волю, он сдержал себя, наблюдая за вами со стороны, и даже помог тебе спасти своего соперника. И в том, что он так себя ведет, нет ничего порицательного, в нем просто беснуется униженная мужская гордость. В этой ситуации тяжелей всего выстоять именно Камилю. Как бы там ни произошло, у Грея есть ты, у тебя есть Грей, да-да Тара, не качай головой. А у моего брата нет никого, и мы с Михасом не в состоянии заглушить его боль. Вот так с вами обошелся наш мир – карая за нарушенный закон. Эта тяжесть может поселиться в сердце на всю жизнь, и с ней не повоюешь. И только снося эти тяготы стойко – вы обрастете мудростью. Нам нужно быть готовыми, а в особенности тебе Тара, что дальнейшие действия Грея станут более жесткими. Так просто он не отступит, я это вижу по его горящему взгляду. Уверен, он уже знает, какими будут его следующие шаги. Держись мой изящный воин, и помни, я всегда мысленно преклоняю перед тобой колено. Тем более я твой должник, и если ты попросишь меня умереть за тебя – я, не задумываясь, сделаю это.

– Ты … необыкновенный, – прошептала я, – благородный вольфгар среди разумных хищников. Тебя мне тоже послала судьба. С той самой нашей первой встречи мы связали наши души. И вот ради тебя, ради тех, кто мне дорог, ради тех, кто заслуживает жизни, я буду бороться, чтобы сохранить этот мир для вас.

Прежде чем расстаться, он поцеловал меня нежно, в висок. И мне стало легче, будто подставленное дружеское плечо взяло на себя моё бремя. После этого разговора у меня даже будто бы прибавилось сил, и я уже не сомневалась, что выстою, что смогу, потому что я должна.

Среди ночи, вырывая меня из глубокого сна, я почувствовала, как меня грубо трясут за плечи, и резко встрепенувшись, я возмущенно уставилась сонными глазами на причину этой беспардонности.

– Что случилось? – всматривалась я в это недовольное лицо.

– Хватит спать, просыпайся. Я ненавижу, когда ты спишь, так что давай соберись, будем вытаскивать из твоей памяти другие картинки! – сердито произнес Грей, отпуская меня.

– А до утра это не может подождать? Меня клонит в сон, я же слабый человечек! Я не хочу сейчас переводить древние символы, мой разум спит! – всё же просыпаясь, отпиралась я, уже начиная злится на несносного вольфгара.

– Зато мой разум закипает, когда я слышу, как ты во сне шепчешь его имя! Всё моё нечеловеческое терпение уже вышло! Или ты отвлечешь меня от этих мыслей, или я всё-таки разорву его, может, тогда мне станет легче! И если ты действительно умна, то не смей сейчас оправдываться, нападать или претворяться. Лучше помоги мне уйти от этих размышлений, ты ведь можешь! – раздраженно бросил он, и я увидела, что у него на самом деле трясутся руки.

Я тихонько застонала, поднимаясь со своего согретого матраса, энергично растирая себе плечи. Холод становился невыносимым, и это говорило о том, что мы приближаемся к родным северным землям, где люди зимой мерзнут, кутаясь в меховые плащи, а вольфгары не замечают разницы между морозом и жарой.

– Первый раз в жизни я так скучаю по Криленду, хочу домой, хочу согреться теплой одеждой, хочу есть, хочу, в конце концов, здорово тебя чем-то треснуть, – проворчала я, вздыхая. Но тут он вдруг неожиданно протянул мне обломок валявшегося весла: – Возьми, ударь меня. Ну! Ты же этого хочешь, ударь. Я не отвечу, обещаю. Давай, исполним твои желания по очереди, что ты так растерялась! – в его глазах вспыхнул лихорадочный вызывающий блеск, а на губах заиграла горькая усмешка.

Конечно, это было большое искушение отплатить ему за все мои мучения, но в этот раз, я почувствовала, что хочу и могу несовместимые для меня понятия. Я не могла, вернее я не нашла в себе столько бушующей злобы, чтобы не задумываясь наотмашь ударить его этим веслом в лицо. А он продолжал истязать меня своим пылающим взглядом, провоцируя меня к какому-нибудь действию. Легонько толкнув его в плечо, я отбросила обломок в сторону.