Но литературой духовная пища завтрашнего пророка в заключении не ограничивалась, сколь ни была она обильна. А музыка! «Пользуясь возможностью слушать радио, — пишет Решетовская, — Саня начинает усиленно пополнять свое знакомство с музыкой». После отбоя надевал наушники и слушал многие вещи (они перечисляются) Бетховена, Шумана, Чайковского, Скрябина, Рахманинова, Хачатуряна… (стр. 81). Слушал и передачи «Театр у микрофона», например, мхатовский спектакль «Царь Федор Иоаннович». Ведь тогдашнее радио не имело ничего общего с нынешним швыдковским убожеством и похабщиной. Так что можно сказать, что в заключении Солженицыну удалось закончить ИФЛИ (Институт философии, литературы и истории), в котором он проучился лишь два года. Но мало того, пророка всегда тянуло на сцену. Пытался даже поступить в театр Юрия Завадского, когда он гастролировал в Ростове. Но, слава богу, Юрию Александровичу удалось отбить натиск и тем самым уберечь советский театр. Зато в лагере Солженицын развернулся! Был непременным участником всех концертов художественной самодеятельности. Особенно любил читать монолог Чацкого:

В карете он увез бы собрание своих сочинений, но, увы, карету никто не подавал… Приняв во внимание все сказанное, только и можно оценить, чего стоят слова Солженицына, произнесенные в 70-м году в стокгольмской ратуше: «На эту кафедру, с которой прочитывается Нобелевская лекция, я поднялся не по трем-четырем примощенным ступенькам, но по сотням или даже тысячам их — обрывистым, обмерзлым из тьмы и холода, где было мне суждено уцелеть…» А не ближе ли к правде была бы картина такая: вот идет он, сексот Ветров, поднявшись от лагерного канцелярского стола, а в одной руке у него — четыре тома Даля, в другой — два тома «Физической химии» Бродского да чемоданчик со своими рассказами, повестями, пьесами, стихами, за спиной приторочен радиоприемник, а за щекой — шоколадка…

После всего этого нельзя не изумиться: перед нами, можно сказать, с молодых лет неистовый книгочей, страстный меломан, эрудит, и вдруг — «вышибала», «душитель литературы», «дышло тебе в глотку! окочурься, гад!». Уж не говорю о том, что он употребляет слова, смысла коих не понимает. Впрочем, читайте об этом в книге выше. Объясняется сей феномен старинной поговоркой: не в коня корм, А к Н.Д. Светловой не будем так уж строги, ибо в биографии ее мужа трудно разобраться даже родной жене: ведь он в рассказах о всей своей жизни, начиная с детства, то пускает нам пыль в глаза, то мозги пудрит, то вешает лапшу на уши. И все с одной целью: покошмарней размалевать советское время.

Разобраться во всем этом очень трудно. И потому не будем строги к Наталье Дмитриевне, ставшей жертвой буйного многоглаголания своего великого супруга. Не будем строги…

Сергей Залыгин, оборотень первой гильдии

Удивительные вещи пишет в «Советской России» профессор К. Качановский из Хабаровска. Например, о Сергее Залыгине: «Это был патриот России и человек свободомыслящий». Что ж, прекрасно. Только почему-то во время Великой Отечественной войны, пребывая в замечательном солдатском возрасте, будущий Герой Социалистического Труда предпочел свой патриотизм проявить не на фронте с оружием в руках, а в должности гидролога в Сибири. Может, здоровьем был слаб? Так ведь почти до ста лет дожил.

Дальше: «Будучи главным редактором «Нового мира», он не боялся идти «против ветра». Он опубликовал «Архипелаг ГУЛАГ», «Раковый корпус» и «Красное колесо» Солженицына». Непостижимо! На страницах «Советской России» говорится о публикации сочинений антисоветчика № 1 как о доблести… Но что же это за «ветер», против которого будто бы бесстрашно шел Залыгин? Откуда он взялся? Hyf правда, случилась некоторая задержка с публикацией «Архипелага», не тут же шестнадцать энтузиастов патриотизма во главе с Валентином Распутиным и Натаном Эйдельма-ном кинулись к Генеральному секретарю Горбачеву, советником коего Распутин тогда был, с гневным протестом (Жорж Нива, «Солженицын», с. 28), и в августовском номере журнала за 1989 год печатание этой энциклопедии антисоветской лжи началось. Неужели профессор уже не поМнит, что это было за время, куда дул тогда «ветер». Напоминаю: во всех журналах и газетах, на телевидении и на радио уже сидели ставленники Яковлева, и во многих журналах, включая «Наш современник», напропалую печатались бесчисленные сочинения графофила Солженицына. А Горбачев с трибуны Всесоюзного съезда народных депутатов объявил его великим писателем. Так что Залыгин не шел «против ветра», а на всех парах мчался, подгоняемый в спину этим «ветром». Поэтому смешно читать: «Он никогда не был перевертышем». Уважаемый профессор не понимает, что говорит. Залыгин — типичный оборотень, один из самых выразительных образцов этой породы. И тем более мерзкий, что ведь был уже в возрасте не Собчака или Немцова, — ему подкатывало под восемьдесят. Отвратителен вид старца, задрав штаны бегущего за юными лжедемократами и даже обгоняющего их. Приведенные автором его похвалы советской власти относятся к 1986 году, но настал 1989-й, и мы узнали совсем другого Залыгина — неутомимого пропагандиста антисоветчины. Он занимался ею и в 1990, и в 1991 годах, а в 1992-м, надо полагать, что именно за это (за что же еще!) вдруг стал академиком сперва Российской, а тотчас и Нью-Йоркской Академии наук.

В позапрошлом году стараниями научного издательства «Большая Российская энциклопедия» и какого-то еще «Рандеву-АМ» выпущен биографический словарь «Русские писатели XX века» (главный редактор и составитель П.А. Николаев, тоже академик). Как вы думаете, читатель, кому посвящена там самая обстоятельная и пространная статья — Горькому? Блоку? Маяковскому? Алексею Толстому?

Бунину? Шолохову?.. Нет, Солженицыну. Как вы думаете, кто ее написал — Коротич? Радзинский? Бакланов? Евтушенко? Наконец, Немзер?.. Нет, ее написал Герой Социалистического Труда американский академик Залыгин. Как вы думаете, есть ли в его статье критические соображения, хотя бы отдельные критические замечания? Нет ни единого. Сплошные восторги! Словарь был подписан к печати 27 марта 2000 года, а 19 апреля, то есть через три недели Герой Сергей Павлович, видимо, надорвавшись на этой статье, преставился. Статья прежде всего производит комическое впечатление дотошным набором точных дат, не имеющих никакого литературного значения. Например: «27 апреля 1940 года С. женился на студентке Н. Решетовской…» «В 1951 году Решетовская развелась с С. и вышла замуж за другого…» «2 февраля 1957 года С. и Решетовская вновь заключили брак…» «15 марта 1973 года С. развелся с Решетовской…» «20 апреля 1973 года С. оформил брак с Н. Светловой…» «Сыновья писателя Ермолай, Игнат и Степан завершают образование на Западе…» Да какое мне до всего этого дело! По крохоборской дотошности видно, "что в составлении статьи принимал активное участие сам писатель, о чем, кстати, прямо и сказано в предисловии, но вполне возможно, что он сам написал всю статью. С него станется… Но коли под статьей стоит имя Залыгина, все претензии — к нему.

Но главное, конечно, не в этом. Главное — вся статья оголтело хвалебна и лжива. Начиная с утверждения, что «отчество Исаевич — результат милицейской ошибки при выдаче паспорта в 1936 году». Во-первых, непонятно, почему С. выдали паспорт лишь в 18 лет, если все получают его в 16? Во-вторых, что, в восемнадцать шустрый юнец не понимал разницу между отцовским именем Исаак и придуманным Исаем? Уж если затронут этот вопрос, то надо бы еще сказать, что да, отец был Исаакий, дед Семен, а прадед Ефим. Но вместо этого читаем: отец Исаакий — «выходец из старинной (!) крестьянской семьи». Понятно, что такое старинный дворянский род, как, например, у Пушкина, — трехсотлетний. А вот в роду Ленина дворянство пошло только от его отца в связи с награждением действительного статского советника Ульянова орденом св. Владимира. А крестьянские роды все старинные: ведь крестьянами русские люди были от рождения, а не в результате царской милости.