Геополитическая ситуация в средней зоне западного побережья североамериканского континента тогда лишь оформлялась, и многое зависело от многого. России вполне можно и нужно было действовать по принципу: «Кто смел, тот и съел». Вместо этого Александр и дворцовая элита предпочли быть регистраторами бурных событий — в отличие от янки. В итоге Сан-Франциско стал не мексиканским портом, а американским.

ЕЩЁ В МАЕ 1821 года очередная депеша Полетики сообщала о снаряжении американской военной экспедиции в Тихий океан в составе 90-пушечного линейного корабля «Франклин» и брига «Дельфин». 25 сентября Полетика продублировал своё майское сообщение, прибавив, что эскадра коммодора Стюарта, к которой должен был присоединиться уже находящийся в чилийском Вальпараисо фрегат «Констеллейшн», имеет задачу «оградить американскую торговлю в столь отдалённых краях от помех, чинимых судами лорда Кохрейна».

Полетика почему-то не сомневался при этом, что экспедиция коммодора Стюарта, у которой и так предполагалось хлопот полон рот, займётся ещё и исследованием северо-западного побережья Америки, хотя сам же посланник и оговаривался: «Маловероятно, чтобы… американцы предприняли сколь-нибудь серьёзную попытку обосноваться на северо-западном берегу»…

Предупреждение Полетики, который выглядит типичным агентом влияния США, представляется скорее не искренним предупреждением, а тонким психологическим давлением на Россию в преддверии принятия нового устава РАК… Давлением, оказанным через Полетику с целью несколько охладить русские энтузиазм и решительность — мол, не очень-то надо русским «раскатывать губу» — янки уже претендуют чуть ли не на господство в Тихом океане, и русским, мол, надо вести себя соответственно.

Вообще-то сорокашестилетний английский адмирал Томас Кохрейн, впоследствии граф Дандональд, в то время был командующим военно-морскими силами не Англии, а Чили (в 1823–1825 годах он командовал «инсургентским» бразильским флотом, а в 1827–1828-м — уже флотом греческим). Англичане тогда (вспомним их покровительство Миранде) споспешествовали, конечно, в Латинской Америке «борцам за свободу». Но как чилийский флот мог всерьёз мешать американской торговле, понять сложно.

То есть всё это были настолько откровенно хитрые игры и «намёки тонкие на то, чего не ведает никто», что России было бы уместно просто брезгливо пожать плечами и идти вперёд по разумному для неё и определяемому ею самой историческому пути — к величию и мощи в расширяемой Россией русской зоне Тихого океана.

Тем не менее Полетика «сигнализировал», а при этом «предупреждал» директоров РАК, что «наилучшей мерой предосторожности, какую они могли бы принять в отношении американских авантюристов, было бы… упорядочение патрульной службы в портах различных владений Компании после надлежащей подготовки к обороне». Звучало всё это — с учётом вялости государственной позиции России — издёвкой. А Полетика ещё и с сарказмом советовал РАК не забывать о «постоянных усилиях с целью расположить к себе, насколько возможно, туземное население, проживающее на подвластных Компании землях».

Это «подвластных Компании…» в устах российского дипломата вместо «подвластных Российской империи…» особенно «умиляет», как и «советы» Полетики. Он ведь прекрасно знал, что дело не в неумении русских жить с аборигенами в мире и согласии, а в провокациях, скрыто поощряемых Вашингтоном уже потому, что он их официально никогда не осуждал, а просто разводил руками — я, мол, не я, и лошадь не моя, и я — не извозчик…

Но и это ещё не всё… В конце сентябрьской депеши Полетика совсем уж зарапортовался и писал в таком тоне, который был бы понятен скорее в американской ответной ноте:

«Что касается трудностей, которые гг. директора часто встречают со стороны американцев, то они (т. е. — директора РАК. — С.К.) должны окончательно уяснить себе, что правительство Соединённых Штатов не только к сему не причастно, но и не в состоянии исправить положение. Все переговоры, объяснения и даже письменные соглашения на сей счёт не приведут ни к чему, ибо таков характер правительств как республиканцев, так и федералистов. Таким образом нашей Американской компании остаётся рассчитывать лишь на собственные силы (а сила России что — уже не в счет? — С.К.), чтобы избавляться от проникновения американских авантюристов в её поселения…»

Официальный Вашингтон направлял в Петербург угрожающие ноты, американские газеты заходились в крике… А Полетика уверял, что ко всему этому правительство США не имеет никакого отношения. Спрашивается, как можно иметь дело с правительством, для которого даже «письменные соглашения» с ним изначально будут представлять собой пустую бумажку? Выходило, что правительству янки закон не писан, а понимает оно только право силы. То есть США признают не закон, а силу! И только реальной силой, а не бумажками Россия способна утвердить свои юридические права в Америке.

Вот какой логический вывод следовал из депеши Полетики, но Полетика-то этого не писал… А ведь он составлял официальное донесение своему внешнеполитическому ведомству и просто обязан был не предлагать МИДу «отписочные» формулировки для РАК, а прямо настаивать на мерах мощного государственного противодействия со стороны России поползновениям США как единственной возможности устранить эти поползновения.

Российский посланник зачем-то запрашивал информацию по РАК — якобы для того, чтобы ограждать интересы РАК. И тут же расписывался в собственном бессилии защитить её (а точнее — российские) интересы: «Я… считаю, что твёрдая, но сдержанная (?? — С.К.) позиция во всех тех случаях, когда права Компании будут явно нарушаться американцами, принесёт больше пользы, чем все примирительные усилия императорской миссии в Вашингтоне».

Н-да..

Последней же фразой сентябрьской 1821 года депеши Полетики была следующая: «Но прежде всего нужны хорошо налаженная внутренняя патрульная служба и оборонительные меры, которые оказывали бы сдерживающее влияние».

Как Полетика настоит позднее на русском праве патрулировать собственные воды и ограждать интересы, говоря языком Указа от 4 сентября, «единственно российских подданных», мы уже знаем по результатам его петербургских переговоров с янки о русско-американской конвенции. Да я об этом позднее и ещё раз скажу — оно того стоит.

К тому же Полетика, что — не понимал, что частная Компания (пусть и под высочайшим покровительством) не может воевать или вооружённой силой противодействовать на море даже браконьерским судам чужой державы? Тут нужны официальные государственные меры. А Полетика фактически предлагал России бросить РАК на произвол судьбы и янки…

Таким был фон 1821–1822 годов, на котором начиналось отступление России от её собственных «американских» завоеваний.

ВОЗМОЖНО, одной из «пружин», обеспечивших возвратное продвижение России от позиций, заявленных ей осенью 1821 года, стало некое соглашение, подписанное 17(29) мая 1822 года в Лондоне российским послом Ливеном с… Натаном Мейером Ротшильдом о размещении займа для российского двора в 43 миллиона серебряных рублей под пять процентов годовых.