Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пушечный выстрел от берега — это были даже не «три-четыре» мили Галлатина… И Александр, хотя и отправлял весной 1823 года русские военные фрегаты на охрану русских промыслов и владений, заранее уступал в вопросе об изменении статуса Берингова моря не в пользу РАК без видимого боя. Причём фактически вопрос стоял шире — не в экономическом, и даже не в политическом, а в перспективном геополитическом ракурсе. Объективно в те годы решался вопрос — быть ли России в будущем великой тихоокеанской державой или нет? И уже закладывалась база для решения этого вопроса не в пользу не просто РАК, но — не в пользу будущего России.
Влияние Нессельроде и прочих «грязных» и «чёрных» «кардиналов» российской политики было здесь налицо. Всё здоровое в России, начиная с её военных моряков, было готово пушками подкрепить права россиян на владение пространством Северо-Западной Америки. И лишь их формальный верховный вождь всё более колебался и поддавался влияниям, чуждым и враждебным интересам России. Он то санкционировал верную линию, то сам же её запутывал, а то и обрывал.
Не очень настойчивыми (хотя тому могли быть разные причины) оказались и директора РАК. Показательна в этом отношении история с крейсерством русских военных судов. Для целей крейсерства около берегов, принадлежащих РАК, а также и для доставки грузов на Камчатку начальник Морского штаба в ноябре 1822 года предписал построить на Охтенской верфи 24-пушечный шлюп, получивший название «Предприятие». В январе 1823 года командиром строящегося судна был назначен Отто Евстафьевич Коцебу, а 22 мая шлюп был спущен на воду и стал готовиться в поход для обеспечения патрулирования (крейсерства) русских американских вод.
Летом 1823 года РАК решила направить в Русскую Америку судно с грузом, для чего Александром и был назначен дополнительно 44-пушечный фрегат «Вестовой» — в качестве конвоя. «Предприятие» было переориентировано Адмиралтейским департаментом на совершение научной и гидрографической экспедиции. Однако, как писал позднее сам Отто Коцебу: «Российско-американская компания нашла излишним посылку судна в свои колонии, а при такой перемене и отправление другого военного судна для конвоя сделалось ненужным». В итоге, говоря словами всё того же Коцебу, «последовала перемена, и цель путешествия была заменена первым назначением — т. е. шлюп отправлялся для доставления груза и для крейсерства».
Фрегат «Вестовой» в Русскую Америку так и не ушёл, хотя царь и выражал Моллеру на сей счёт свою «высочайшую волю».
Объяснять это одним лишь изменением планов РАК вряд ли стоит. Присутствие серьёзно вооружённого русского военного судна само по себе стало бы внушительной военной демонстрацией силы — в зоне Русской Америки настоятельно необходимой. Такая демонстрация имела бы двойной сдерживающий характер. Во-первых, она ограничивала бы браконьерство англосаксов. Во-вторых, она нейтрализовала бы сохраняющуюся враждебность колошей, которая постоянно подогревалась провокациями англосаксов. Сложно понять в этом отношении Главного правителя Муравьёва, предписавшего шлюпам «Ладога» и «Аполлон» вернуться в Санкт-Петербург, вместо того чтобы настойчиво доказывать необходимость их постоянного базирования на Ново-Архангельск с зимовкой в Форт-Россе или в заливе Сан-Франциско.
Собственно, России давно было пора заводить отдельную постоянную Тихоокеанскую эскадру и более активно заселять Русскую Америку — хотя бы теми же государственными крестьянами или ссыльными. И тех, и тех у крупнейшего помещика России и, по совместительству, — самодержца всероссийского Александра I Романова хватало.
Вспомним, что в 1787 году бабка Александра — Екатерина II отправляла в Тихий океан эскадру Муловского из четырёх кораблей именно в целях предстоящего государственного освоения обоих русских тихоокеанских побережий — и азиатского, и американского, а также — тихоокеанских островов. А первоочередной задачей «ескадры» Муловского должно было стать противодействие «покушениям со стороны аглинских торговых промышлеников на производство торгу и промыслов звериных на Восточном море». Лишь удачно спровоцированная англичанами Русско-шведская война, на которой Муловский погиб, и тайные антироссийские дворцовые каверзы сорвали этот могучий геополитический план.
Через почти сорок лет, в 20-е годы XIX века, внук к идеям бабки мог бы и вернуться — на не менее высоком уровне замысла. Увы, в Тихий океан 28 июля 1823 года ушёл всего лишь один шлюп «Предприятие» под командой Отто Евстафьевича Коцебу. Он вёз «из Кронштадта для Петропавловского и Охотского портов разных вещей более шести тысяч пудов» и должен был сменить «Крейсер» Лазарева для обеспечения военно-морского патруля. Для Коцебу это было уже третье его кругосветное путешествие, но первое не с чисто исследовательскими, а прежде всего служебными — крейсерскими задачами.
10 августа 1824 года, после захода на Камчатку, «Предприятие» стало на якорное место против Ново-Архангельской крепости. Там Коцебу нашёл и русский фрегат «Крейсер» под командой капитана 2-го ранга М.П. Лазарева, «которому, — отмечал Коцебу, — наш шлюп был послан на смену». Впрочем, почти сразу Главный правитель Муравьёв отпустил Коцебу на зимовку в Калифорнию в порт Сан-Франциско. Муравьёва более всего волновала безопасность Ново-Архангельска, «когда, — как писал Коцебу, — сюда съезжаются в большом количестве колоши (природные жители сей части Америки) и когда открывается навигация парусных судов, крепость остаётся в бессильном положении». Задач на крейсерство в 1824 году Муравьёв Коцебу не поставил, и 19 сентября «Предприятие» отправилось на зимовку. К тому времени уже почти полгода действовала русско-американская конвенция по Тихому океану, о чём в Русской Америке ещё не знали.
Не мешает привести следующее место из описания Коцебу своего третьего кругосветного путешествия. Дойдя 27 сентября 1824 года до «порта Св. Франциска», он нашёл его «в точно таком же положении», в каком он находился во время пребывания там Коцебу в 1816 году на бриге «Рюрик», «с той только разницей, что тогда жители Калифорнии считали себя зависящими от Испании, а ныне, следуя общему отложению всей западной части Америки от испанской короны, так же объявили себя независимыми».
В военном отношении зона Сан-Франциско была слаба — когда «Предприятие» проходило «на ружейный выстрел» от крепости Св. Иоакима, запирающей вход в залив Сан-Франциско, то в ответ на салют русского шлюпа «калифорнийскому республиканскому флагу» комендант крепости смог салютовать лишь после того, как сам Коцебу «снабдил крепость нужным для этого порохом». Иронизируя, Коцебу назвал её «самой миролюбивой на свете», ибо «вооружена пушками, которые по своему состоянию должны поневоле держать строгий нейтралитет».
А далее Коцебу писал: «Впрочем, Калифорния, кажется, скоро будет составлять особую часть или область Мексиканской республики, чего многие из здешних благомыслящих жителей желают и ожидают. В войске существует только один голос: «Кто нам заплатит жалованье, удержанное за многие годы испанским королём, тому мы принадлежим!»…»
Вот бы те суммы, которые дворцовое ведомство отпускало на императорские балы — да направить на подкуп калифорнийцев в видах перехода их в российское подданство. Один залив Сан-Франциско как база гипотетической Тихоокеанской эскадры чего стоил бы! Причём по спокойной воде и при попутном ветре от него было чуть больше недели до Ново-Архангельска, а между двумя возможными российскими пунктами назначения лежал остров Ванкувер с «метой» Баранова — Нуткой, да и устье реки Колумбии. Астория Астора могла бы стать лишь анклавом, да и тот Россия у Астора могла бы выкупить. Вот тебе и русский Орегон — в придачу к русской Калифорнии.