Лайла сама не заметила, как пересекла каюту – и очнулась, только осознав, что ее пальцы коснулись гладкого черного стекла. Маленькая сфера, казалось, поет от ее прикосновений, хочет к ней в руки.

– Сколько?

– Бери.

Лайла недоверчиво вскинула взгляд.

– Это подарок?

Маризо тихо засмеялась – звук напоминал свист кипящего чайника.

– Это «Ферайс страс», детка. Здесь за всё платят.

– Я же уже отдала вам глаз, – буркнула Лайла.

– Принцип «око за око» иногда еще работает, – Маризо подтолкнула шкатулку к Лайле, – но за эту игрушку мне нужно кое-что более ценное.

– Мое сердце?

– Твоя услуга.

– Какая услуга?

Маризо пожала плечами.

– Пока не знаю. Узнаю, когда она мне понадобится. Но когда я позову тебя, ты придешь.

Лайла помедлила. Она понимала, что это опасная сделка: в сказках подобные договоры девушки заключали с благородными разбойниками, несчастные люди – с чертями… Но губы ее сами собой произнесли «Да», и она услышала это как бы со стороны.

Улыбка Маризо стала шире.

– Анеш, – отозвалась она. – Примерь его.

Вставив глаз, Лайла подошла к зеркалу – и невольно заморгала, так изменилась ее внешность. Черная сфера иначе отражала свет, казалась окном в пустоту. Как будто ей недоставало важной части себя – не просто глаза, а частицы самой ее сущности.

Девчонки из Серого Лондона.

Той, что обчищала карманы, срезала кошельки и до полусмерти замерзала по ночам в своей каморке, согреваясь одной только гордостью.

Девчонки без семьи, без своего мира.

Этот новый глаз был ненормальным, неправильным – и в то же время именно таким, как надо.

– Ну вот, – сказала Маризо. – Так лучше, верно?

И Лайла улыбнулась, потому что старуха была права.

V

Кусочек пергамента, полученный от Маризо, жег Келлу руку, но он держал кулак плотно сжатым, пока они с Алукардом стояли у выхода в ожидании.

Он боялся, что если они перейдут на свой корабль, обратно их уже не пустят, а Келл, зная обыкновение Лайлы влипать в неприятности, хотел на всякий случай быть рядом.

Но когда дверь открылась и Лайла вышла, он увидел передатчик в ее руке. Однако внимание его привлекла не магическая подвеска в форме свитка, а сама Лайла – ее счастливая улыбка и совершенно черный глаз на месте прежнего – карего и разбитого. Келл со свистом втянул воздух.

– Твой глаз…

– А, – усмехнулась Лайла, – ты заметил.

– Боже мой, Бард, – сказал Алукард. – Даже не знаю, хочу ли я знать, сколько ты за это отдала.

– Немало, но оно того стоило, – ответила та.

Келл протянул руку и заправил волосы Лайле за ухо, чтобы лучше разглядеть. Черный глаз выглядел пугающе, неестественно – и так, как будто он всегда был тут. Взгляд не спотыкался на нем, как на разноцветных глазах Холланда, и теперь, когда глаза Лайлы тоже стали разными, Келл даже представить не мог, как можно не заметить ее исключительности.

– Тебе очень идет.

– Не хотел бы вам мешать, но… – намекнул Алукард у него за спиной.

Лайла бросила ему передатчик, как будто тот был обычной монеткой, простой подвеской, а не целью их путешествия, их главным – и, возможно, единственным – шансом на спасение Лондона. У Келла екнуло сердце, но Алукард легко поймал талисман в воздухе.

Он шагнул на доску, чтобы перейти с корабля-рынка на «Призрак». Перед ним шла Лайла, однако Келл секунду помедлил и взглянул на записку. Просто клочок пергамента, ничего больше, но Келлу он казался тяжелым, как камень.

«Твои настоящие родители».

Но что это значит? Его родители – те, кто дал ему жизнь, или те, кто его вырастил? Неужели первые годы его жизни могут перевесить все остальные?

«Эти заклятия забвения странно действуют…»

Рай – его брат.

«Большинство из них выдыхаются сами собой».

Лондон – его дом.

«Кроме тех случаев, когда мы сами не хотим вспоминать…»

– Келл? – окликнула Лайла, оглядываясь через плечо разноцветными глазами. – Ты идешь?

– Иду, – отозвался он. – Сейчас, минутку.

Его пальцы сомкнулись на записке и в следующую минуту она вспыхнула. Он дал пергаменту догореть, и когда осталась только зола, стряхнул ее. Ветерок подхватил пепел и развеял раньше, чем он коснулся поверхности моря.

* * *

Команда стояла на борту, столпившись вокруг деревянного сундука – корабельного стола, на который Келл положил покупку, оплаченную тремя годами жизни.

– Объясни-ка еще раз, – сказала Лайла, – почему из всех сокровищ корабля ты решил купить себе именно колечко.

– Это не просто колечко, – запротестовал Келл, стараясь, чтобы голос звучал убедительно.

– Тогда что это? – скрестив руки на груди, спросила Джаста, которая всё еще была обижена, что ее не пустили на рынок.

– Я сам толком не знаю, – защищался Келл. – Но Маризо сказала, что это связующее кольцо.

– Нет, – поправил его Алукард. – Она сказала, что это связующие кольца.

– Их больше одного? – спросил Холланд.

Келл взял серебряную полоску металла и провернул между пальцами. Кольцо распалось надвое, как двойной кинжал Лайлы, только здесь не было никакой тайной пружины. Никаких иллюзий – чистая магия.

Келл положил на сундук только что появившееся второе кольцо, не выпуская из рук оригинала. Может быть, у его магии есть предел? Но Келлу так не казалось.

Он снова провернул кольцо двумя руками, и оно снова разделилось.

– Причем первое не уменьшается, – заметила Лайла, и Келл попробовал сделать четвертую копию. Но движение не сработало. Не было никакого сопротивления материала – просто молчаливый и полный отказ, как будто кольцу больше нечего было дать.

«У всякой магии есть предел», говорил Тирен.

– Ты уверен, что это работа антари? – спросил Ленос.

– Это не я сказал, а Алукард, – огрызнулся Келл.

Алукард поднял перед собой руки.

– Маризо подтвердила мои слова. Она сказала, что это связующие кольца антари.

– Отлично, – кивнула Лайла. – Но что они делают?

– А вот этого она не сказала.

Гастра взял с сундука одно из колец-копий и посмотрел сквозь него, как будто ожидая увидеть по ту сторону что-то кроме лица Келла.

Ленос подтолкнул другое пальцем и смотрел, как оно катится – не призрак предмета, а настоящая серебряная вещь. Докатившись до края сундука, оно упало – и его на полпути к полу подхватил Холланд, звякнув цепью наручников.