– Понятное дело, – засмеялся Кантор, наливая себе полный кубок.

– И мне налей, – потребовал Элмар.

– Чего?

– Вот этого самого.

– Это же водка. Ты сейчас как намешаешь…

– Наливай-наливай. Ничего со мной не случится. А то я все пью-пью и до сих пор безобразно трезвый…

Его высочество не слишком походил на трезвого, но спорить с ним Кантору было лень. В конце концов, сам не маленький. Они выпили, и Элмар продолжил начатый разговор:

– Как ты думаешь… как размножаются нимфы в естественных условиях? Без людей? Должны же у них быть какие-то мужчины? Их дочери от людей не такие, как чистокровные нимфы, а через несколько поколений вообще теряют волшебные способности и начинают рожать мальчиков. А чистокровные откуда берутся?

– Интересный вопрос… Ты у Азиль не спрашивал?

– Не знает. Она же всю жизнь прожила среди людей… – Элмар вздохнул, заглянул в пустой кубок и загремел кувшинами. – Послушай, Диего… Почему она так упорно хочет с тобой переспать? Обычно Азиль не бывает так настойчива.

Кантор взял сигару и улегся на живот, чтобы видеть собеседника.

– Как тебе объяснить… Нимфы бывают настойчивы только в тех случаях, когда видят, что у человека что-то по-крупному не в порядке и он нуждается в помощи. А я… у меня полно всяческих проблем. Думаю, поэтому она и не отстает.

– А ты чего так упорно отказываешься?

– Я не отказываюсь. Просто откладываю. Все мои проблемы за одну ночь не решить. Вот я и жду, пока исчезнут все, кроме одной. Той, которую можно решить только чудом и никак иначе…

– Смотри, дооткладываешься. Явишься, а она уже выросла… Ты не знаешь, взрослые нимфы – они какие? Она как-то изменится?

– Не знаю. Спроси у вашего придворного мага. А вообще… сам увидишь. Толком этого никто не знает. Такие случаи, как у вас с ней, уникальны.

– Почему? Разве нимфы настолько редки?

– Я не о том. Редко бывает, чтобы у нимф так счастливо складывалась жизнь. Они – существа хрупкие и от несчастливой любви погибают. Обычно это случается, как только нимфа созреет. Так что смотри, береги ее. Ты ее правда любишь?

– Сомневаешься? – нахмурил брови Элмар.

– И ты на ней действительно женишься? – продолжал гнуть свое мистралиец.

– Неужели ты полагаешь, что я всех вокруг обманываю? – оскорбился принц-бастард. – Конечно, женюсь. Я только этого и жду.

– А что говорит по этому поводу твой кузен?

– Он одобряет, – кратко ответил Элмар и в очередной раз приложился к кувшину.

Кантор недоверчиво посмотрел на него и уточнил:

– Он тебе сам это сказал?

– Зря ты так плохо о нем думаешь. Он… После того что было, Шеллар просто не смог бы сказать что-то против. А теперь уже привык… и убедился, что мы действительно счастливы вместе.

– После чего? После золотой паутины?

– Нет… – покачал головой Элмар. – Раньше… Извини, я не настолько пьян, чтобы об этом говорить.

– Тогда расскажи, как вы с ней познакомились.

– Обыкновенно… Мы с соратниками отбили ее у каких-то обнаглевших охотников. Собственно, и битвы как таковой не было, с кем там сражаться – захолустный барон со своей челядью… Валента выпустила две стрелы, а я едва успел один раз махнуть мечом, как они тут же прыснули кто куда. Кстати, именно с тех пор и пошло поверье, что у того, кто обидит нимфу, мужское достоинство отвалится. Шанкар, вообще-то, был человек мирный и беззлобный, но если его как следует рассердить, то такие заковыристые проклятия выдавал… а тогда он и в самом деле рассердился. Хихикаешь? Вот так и возникают легенды… Тогда я и увидел ее в первый раз – испуганную, заплаканную, с какой-то детской обидой в глазах. Я посадил ее к себе в седло, и она прижалась ко мне, как ребенок.

Потом… Этель спросила, что она делала одна посреди леса и куда ее отвезти. Азиль объяснила, что отстала от цирка, и попросила помочь ей. Мы, конечно, помогли – кто же откажет девушке, попавшей в беду? Этот несчастный цирк мы догнали в тот же день, они там все очень обрадовались, благодарили нас и даже устроили небольшую попойку по этому поводу. А ночью она пришла ко мне. Я, идиот, еще отказываться пытался. Думал, это она меня таким образом отблагодарить хочет… а разве подобает герою за такие вещи принимать плату, да еще натурой? Чего ты смеешься, действительно недостойно. Я начал об этом говорить, само собой, не очень внятно, потому как мне было неловко и, если честно, очень трудно было отказаться. А она закрыла мне рот ладошкой и сказала: «Это не благодарность. Это нужно мне. Ты мне нужен. Иначе я могу потерять Силу». Я и не стал спорить. Ты когда-нибудь имел дело с нимфой? Значит, понимаешь. Наутро я проснулся уже по уши влюбленным, и мне не хотелось никуда уезжать. Но что было делать? У нее цирк… а у меня подвиги… Так и расстались. Я рассказал ей, где я живу, и она пообещала как-нибудь меня навестить. Ну и навестила… потом…

Он замолчал и старательно допил очередной кувшин.

– А дальше? – спросил Кантор.

– Дальше?..– Принц-бастард рассеянно оглянулся, потянулся к Ольгиному портсигару, который валялся поодаль, чуть не свалился, потеряв равновесие, и пробормотал: – Однако набрались же вы, ваше высочество…

– Элмар, – осторожно заметил Кантор, наблюдая, как тот ломает спички, пытаясь прикурить. – Ты забыл, что не куришь, или решил разнообразить круг своих увлечений?

– А почему ты думаешь, что я не курю? – проворчал первый паладин, неловко затянулся и поднял на мистралийца совершенно пьяные глаза.

– Наверное, я ошибся, – не стал спорить Кантор. – Все-таки что там было дальше? Или ты все еще недостаточно пьян, чтобы рассказывать?

Элмар уставился куда-то вдаль, покрепче уперся ладонью в пол, чтобы не упасть, и долго молчал, пока последняя затяжка не обожгла ему пальцы. Потом бросил окурок в пустой кубок, поднял глаза и заговорил, не отводя взгляда.

– …Скажи, мистралиец, знаешь ли ты, что такое отчаяние? Ты скупо пожимаешь плечами и отводишь глаза, и я вижу, что ты перебираешь в памяти свою жизнь в поисках подходящего примера. Ты молчишь, но я представляю себе, что сейчас проходит перед твоим опущенным взором. Тюремная решетка, колючая проволока исправительных лагерей, возможно, даже мрачные стены подвалов – все, чем так славится твоя родина. Так вот, ты не прав. Все это еще не безвыходно. Оттуда можно убежать, и ты живое тому доказательство. А если нельзя убежать, можно, по крайней мере, умереть. А я о другом. Совсем о другом… «Простите, принц, – говорит тебе лучший маг королевства и разводит руками. – Мы сделали все, что могли».

Потом бормочет что-то непонятное о функциях спинного мозга, нервных волокнах и прочих медицинских тонкостях. Больше ничего нельзя поделать. Вам остается только смириться. И консилиум из десяти ведущих мистиков королевства тоже разводит руками, кивая вразнобой. Дескать, простите, принц…