– Валера, ты молодец!

– Правда?

– Я горжусь тобой, – с трогательным пафосом заявил Пряжников. – Я счастлив, что мы работаем вместе!

Валера немного смешался:

– Если я тебе так нравлюсь, то сделай одолжение, представь меня своей Дирли-Ду. Никогда я не водил знакомства с такой ослепительной женщиной.

– Ты вроде бы собираешься жениться? На Олесе?

– Не, ну да, но я… Ну, просто…

– Представлю, так и быть, – великодушно кивнул Пряжников.

В центре комнаты стоял накрытый длинной скатертью стол, и Дирли-Ду раскладывала блестящие вилки и ножи. Андрей выстроил в шеренгу разнообразные бутылки и оглядывал свое богатство.

– Какой ты все-таки хомячок, Андрей! – засмеялась Дирли-Ду. – Девица с сундуком приданного. Все у тебя есть – и красивые салфетки, и стовосьмидесятипредметный сервиз, и хрустальные вазы, и лопаточки для торта. Скопидом!

– Ну что в этом плохого, Дирли? Я люблю красивую посуду. Это мамин сервиз, куплен в Египте.

– Действительно необыкновенно красиво. – Дирли-Ду вертела в руках тонкую тарелку. Внезапно она сделала резкое движение, пошатнулась и едва успела подхватить драгоценный полупрозрачный предмет. Андрей моментально оказался рядом.

– Тебе плохо? – запаниковал он.

Дирли-Ду раздраженно оттолкнула своего заботливого друга.

– Да не плохо мне! – с отвращением воскликнула она. – Теперь мне и чихнуть нельзя будет без того, чтобы ты не упал в обморок. Везде тебе будет мерещиться моя смертельная болезнь! Так я действительно почувствую себя больной.

– Я беспокоюсь! – жалобно объяснил сыщик. – Извини. Ты такая хрупкая.

– Хрупкая! За сегодняшнее утро ты пятнадцать раз осведомился, как я себя чувствую, приставал с градусником и телефоном какого-то невероятного лекаря. Ты меня достал, Пряжников!

– Ну извини! Я боюсь тебя потерять. Тревожиться за любимого человека – это так естественно!

– Только не надо покупать мне гроб раньше времени.

– Все, я был не прав! Раскаиваюсь. Учту. Исправлюсь, – заверил Андрей.

Дирли-Ду плюхнулась на диван и скептически покачала головой:

– Вряд ли у тебя получится. Ты не только скопидом и хомяк, ты заботливая клушка. Будешь дрожать надо мной, как над этой египетской тарелкой. Будешь выискивать в газетах статьи о последних разработках в области борьбы со СПИДом и охотиться за мной со шприцем в руках. Меня ждет печальная участь. Ужасно видеть в твоих глазах жалость и страх. Не надо, Андрей, прошу тебя. Я прекрасно себя чувствую, лучше, чем когда бы то ни было, не заставляй меня вспоминать о болезни. Не жалей! Нет, конечно, приятно, что ты меня жалеешь, но ты готов отдаться этому чувству с присущим тебе педантизмом и самоотверженностью. Бог мой, я ведь абсолютно ничем не отличаюсь ни от тебя, ни от всего остального человечества. Моя болезнь смертельна, но хоть один человек на земле может сказать с уверенностью, что он не умрет? Все люди смертны, но ты почему-то испытываешь жалость именно ко мне. Почему? Потому, что моя смерть стала немного явственнее различима, стала немного более определенной, чем у любого другого человека? Ерунда. Я имею шанс со своей болезнью протянуть и год, и два, и пятнадцать лет, а уже завтра тысячи здоровых людей погибнут в автокатастрофах, под завалами зданий, утонут, сорвутся в пропасть, будут убиты киллерами или случайным трамваем. Почему тогда ты сочувствуешь мне, а не им?

– Сдаюсь, сдаюсь! – закричал Андрей. – Я тебе не сочувствую, я тебя не жалею!

– Единственное, о чем ты действительно должен сожалеть, так это о неизбежности презервативов. Мы с тобой никогда не узнаем, насколько сладкой была бы наша любовь без резиновой преграды. Вот это и впрямь горе!

– Рискнем! – тут же загорелся Андрей.

– Ненормальный. Всегда считала тебя приверженцем здравого смысла, а ты, оказывается, не прочь сыграть в русскую рулетку?

– Приз очень соблазнителен.

Андрей страстно оглядывал Дирли-Ду, которая вновь вернулась к тарелкам и фужерам, и, если бы в это мгновение не раздался звонок, он – сто процентов – кровожадно набросился бы на свою умирающую подругу.

– Привет, капитан. Заходи. – Андрей впустил в квартиру Константина, нарядного и ароматного, с огромным букетом роз.

– Что празднуем? – спросил Костя, раздеваясь. – Где Дирли-Душка? Кого еще пригласили?

– Какие цветы! Спасибо, друг. – Андрей смущенно протянул руки к букету.

– Да не тебе же! – возмутился Костя. – Это для Дирли-Ду!

Дирли-Ду как раз появилась из кухни с салатницей в руках и обменяла еду на розы.

– У, как вкусно выглядит! – сказал Костя, осматривая врученный ему салат. – Что тут?

– Попробуй. Сейчас придут Макс и Валера, сослуживец Андрея, и начнем буйствовать.

– О, да у вас стол еще практически не накрыт! – воскликнул Константин. – Тут необходима моя помощь.

И капитан начал на пятой скорости носиться из кухни в гостиную с тарелочками колбасы и соленых помидоров, вырывая посуду из рук Дирли-Ду и отодвигая в сторону Андрея.

– Какой же ты неугомонный! – сказала Дирли-Ду.

– Порох! – сказал Андрей.

Веселье планомерно развивалось и набирало обороты, достигло вершины и пошло на убыль. За окном уже стемнело, а в квартире сыщика ярко горел свет, звенел хрусталь и время от времени постукивали вилки. Шел пятый час вечеринки, и если бы компания состояла из менее интеллигентных и более подверженных алкогольной зависимости персон, то тела развлекающихся давно лежали бы под столом. Все были пьяны, но только слегка, ровно настолько, чтобы создать в душе праздник. Дирли-Ду – обольстительная и невозможная в маленьком белом платье – безостановочно хохотала, Макс возбужденно сверкал очками, галантный Валера подливал шампанское единственной даме, Костя не сводил с девушки восхищенного взгляда. Пряжников был абсолютно трезв.

– Господа, у меня созрел тост! – заорал Максим, подскакивая с дивана, на котором он утвердился часа два назад в обнимку с блюдом пирожных. – Да здравствует Дирли-Ду! Пряжкин, наливай!

Гусары резво подскочили с мест, а Валера скромно предложил качать героиню тоста. Костя и Макс азартными криками подтвердили свое согласие и бросились к полуголой Дирли-Ду.

– Нет! – испуганно заорала Дирли-Ду. – Вы спятили! Я в мини!

– Я вам щас покачаю! – с угрозой крикнул Андрей. – Господа, минуту внимания. У меня есть тост. Тише, черти, угомонитесь же.

Через полчаса ему все-таки удалось добиться тишины.

– Прошу всех вернуться за стол.

– Что за формальности? – удивился Костя.

– Я уже ничего не смогу съесть, – со вздохом сказала Дирли-Ду и нерешительно взяла с тарелки кусок торта.